Гарри Тертлдав - Император для легиона

Ономагулос залился краской по самую лысину. Он открыл было рот, но тут же закрыл его, не сказав ни слова. Туризина, вдруг одолел жестокий кашель. Ортайяс Сфранцез, которому было уже нечего терять, хихикнул, видя раздор в стане противника.

– Чего бы ты хотела? Что нам делать с этой свиньей? – спросил Туризин, отсмеявшись, и с одобрением поглядел на свою племянницу.

С начала совета Алипия не глядела на человека, женой которого, пусть даже номинально, она была и с которым разделяла императорский титул. После слов Туризина девушка подняла голову, но на лице ее, когда она посмотрела на Сфранцеза, не отразилось ни малейших эмоций, как будто она смотрела на мясную тушу. Наконец она сказала:

– Я не думаю, что можно будет казнить его без того, чтобы не вызвать недовольства знати и чиновников. Мне, кажется, нет настоятельной необходимости превращать Ортайяса в труп – в конечном счете он был таким же пленником своего дяди, как и я, хотя и пользовался значительной свободой.

– Спасибо, Алипия. – мягко произнес с дивана Ортайяс. И, что было совершенно непохоже на него, замолчал.

Принцесса даже вила не подала, что слышит, но Баанес, все еще кипевший от гнева, вызванного ее сарказмом, решил отыграться и ехидно заметил:

– Конечно, она будет защищать его. В конце концов, они были мужем и женой и их соединяла одна постель.

– Эй, ты на что же это… – начал было Скаурус, но Алипии не требовался защитник. С невозмутимым лицом, как всегда, она поднялась со стула и выплеснула вино из своего бокала в лицо Ономагулосу. Кашляя и ругаясь, он начал протирать слезящиеся глаза. Густое красное вино капало с его острой бородки на расшитую шелковую тунику. Рука Баанеса протянулась к мечу, но он опомнился, прежде чем Элизайос Бурафос схватил его за запястье. Опустив глаза, Баанес исподлобья взглянул на Туризина, но, не увидев поддержки, отвел глаза.

Пробормотав: «Никто не смеет так обращаться со мной», – он поднялся со стула и заковылял к двери, пародируя, сам того не желая, стремительную походку Комитты Рангаве, которая покинула совет за несколько минут до этого.

– Возможно, вам всем будет интересно узнать, – раздался вслед ему голос Бальзамона, – что прошлой ночью я по настоянию принцессы объявил ее брак, если это вообще можно считать «браком», недействительным. Вам также, вероятно, будет любопытно услышать, что жрец, обвенчавший Сфранцеза и Алипию Гавру, находится сейчас в монастыре на южном берегу реки Астрис, на расстоянии полета стрелы от степи. Я отправил его в этот монастырь в день свадьбы, а не вчера ночью.

Ономагулос зарычал и с силой захлопнул за собой дверь. От удара фигурка из слоновой кости, стоявшая на книжной полке, покачнулась и упала на пол. Проявив по поводу ее падения куда больше беспокойства, чем за все время заседания совета, Бальзамон с тревожным криком подпрыгнул и поднял фигурку с пола. Тяжело дыша, он внимательно осмотрел статуэтку и, аккуратно возвращая ее на место, с явным облегчением сказал:

– Цела и невредима, хвала Фосу!

Марк вспомнил о пристрастии патриарха к фигуркам из Макурана, государства, бывшего западным соседом и соперником Видессоса до того, как казды, придя из степей, завоевали его. Обращаясь больше к самому себе, чем к кому-либо, патриарх пожаловался:

– Все не на месте с тех пор, как здесь нет больше Геннадиоса!

Мрачный жрец Геннадиос был не только помощником Бальзамона, но и соглядатаем, и, случалось, патриарх изводил его ядовитыми шутками, что совсем не подобало служителю Фоса. Но теперь Геннадиоса не было рядом, и патриарху иногда его не хватало.

– А что с ним случилось? – спросил трибун с любопытством.

– Да я ведь только что сказал, – с легким раздражением отозвался Бальзамон. – Он теперь проводит время у реки Астрис, молясь, чтобы каморы не вздумали переплыть ее и разрушить его курятник.

Патриарх впервые назвал имя жреца, обвенчавшего Алипию с Ортайясом, но трибун не был удивлен тем, что это оказался Геннадиос. Жрец принадлежал двору предшественника Маврикиоса, Стробилоса Сфранцеза, и вне всякого сомнения, был предан этому семейству. Будь это кто-нибудь другой, Марк, возможно, и огорчился бы, но услышав о ссылке Геннадиоса, печали не испытывал.

– Надеюсь, мы закончили болтать о пустяках? – спросил Туризин с плохо скрываемым нетерпением.

– Болтать? – притворно изумился Бальзамон. – О чепухе? Помилуй! Мы сократили совет почти на одну пятую часть за каких-нибудь полчаса. Вот бы нам с такой же легкостью разделаться с чернильными крысами!

– Хм, – протянул Император. Он выдернул волос из бороды и, увидев, что тот седой, поморщился. Повернулся к Алипии и спросил: – Так ты не требуешь его головы?

– Нет, – ответила она. – Он просто глупый щенок, не такой храбрый, каким должен был быть, и к тому же очень скучный.

На лице Ортайяса возмущение боролось со страхом.

– Но, если ты будешь казнить всякого, кто подходит под это описание, у тебя скоро не останется подданных, дядя. Будь на его месте Варданес, тогда дело иное.

Голос ее не стал громче, но в нем появились мрачные нотки, заставившие присутствующих по-новому взглянуть на племянницу Императора. Туризин сжал кулак.

– Ну что ж, – подвел он итоги. – Я думаю, что этому паршивцу можно оставить жизнь.

Ортайяс подался вперед, лицо его осветилось надеждой. Стражники толкнули его назад, на диван. Император, не поворачивая головы, продолжал:

– Однако скорее Скотос бросит меня в глубины ада, чем я отпущу его на свободу! Он начнет строить против меня заговоры еще до того, как на руках его исчезнут следы от веревок. Народ должен знать, каким полнейшим идиотом он был и какую цену заплатит за свою глупость.

– Разумеется, – кивнула Алипия. Она была политиком, по крайней мере, не худшим, чем ее дядя. – Как насчет…

Отряды, сопровождавшие Туризина во время коронации, были распущены по казармам, пока Император и его советники обсуждали судьбу Ортайяса Сфранцеза. Только телохранители-халога, вместе с дюжиной носителей зонтиков – неизменных спутников Автократора во время публичных церемоний, ожидали Императора у резиденции патриарха.

На улицах почти не было народу. Несколько видессиан наблюдали за маленькой группой, которая, выйдя из здания, направилась к дворцовому комплексу. Марк увидел высокого человека, который пробивался к ним, расталкивая зевак. Расстояние между ним и Императором было достаточно большим, и Марк не мог хорошо его разглядеть. Судя по раскачивающейся походке, это был моряк, но в таком порту, как Видессос, моряк – дело обычное. Даже когда человек помахал Туризину рукой, Скаурус удостоил его лишь мимолетным взглядом. Так много людей приветствовали Гавраса в эти дни, что трибун уже привык к ним. Но когда моряк крикнул: «Да здравствует Его Императорское Величество!» – Марк вздрогнул от изумления. Этот хриплый бас, привыкший перекрикивать ветер и шум волны, мог принадлежать только Тарону Леймокеру.