Гарри Тертлдав - Император для легиона

– А вот это знает далеко не каждый волшебник, так что, в конце концов, ты сделал правильно, что обратился ко мне. Это снадобье освобождает и очищает мысли от всего лишнего и усиливает заклинание, давая возможность видеть гораздо дальше.

– Что это? – спросил Скаурус.

Нейпос поколебался – ему не хотелось открывать секреты своего мастерства, но зелье уже действовало.

– Сок мака и белладонны, – ответил он вяло. Зрачки его сузились и стали размером с острие булавки, но голос и движения рук, отработанные годами практики, оставались твердыми. Палец снова коснулся горсти пыли. Марк широко раскрыл глаза, видя, что пыль начала извиваться, как клубок змей, и вдруг распалась на буквы, формируя какое-то слово. Нейпос вышел победителем из этого поединка.

– Как интересно, – сказал жрец, хотя снадобье оглушало и притупляло все чувства, в том числе и любопытство. – Никогда бы не подумал, что твоя пропажа окажется в Гарсавре.

– Великолепно, мне бы такая мысль тоже не пришла в голову. – Скаурус почесал в затылке, удивляясь случившемуся. Факт поразительный, но, в конце концов, Ономагулос всегда может отослать документ назад, в столицу.

Трибун попросил Пандхелиса проводить Нейпоса до римских казарм и уложить в постель. Жрец не сопротивлялся. Зелье, которое он принял, очень утомило его. Он шел на ватных ногах и был на редкость молчалив.

– Не беспокойся обо мне. Скоро действие лекарства иссякнет, – заверил Нейпос Скауруса, пытаясь подавить зевок. Он высвободился из рук Пандхелиса, который поддерживал его за локоть.

Марк выглянул в окно и быстро сбежал вниз по лестнице следом за секретарем и жрецом. Приближался полдень, и он не хотел заставлять Алипию Гавру ждать его слишком долго.

Он обнаружил ее стоящей у Великих ворот, однако она не выглядела рассерженной или огорченной, поскольку была погружена в беседу с четырьмя римскими часовыми, охраняющими ее дядю Императора.

– Это правда, ваш бог велик, – говорил Муниций. – Но мне все же очень не хватает орла нашего легиона. Старая птица не раз выручала нас из беды.

Товарищи легионера кивнули в знак согласия. Алипия сделала то же самое, словно пытаясь запомнить замечание Муниция. Марк не смог удержаться от улыбки: он слишком часто видел это выражение на лице Горгидаса – историк за работой. Заметив командира, Муниций вытянулся, поставив свое копье прямо. Легионеры приветствовали Скауруса римским салютом, выброшенным на уровне груди сжатым кулаком.

– Как видите, здесь есть человек, стоящий выше меня по званию, – сказал он солдатам и поклонился Алипии.

– Не позволяйте мне становиться между вами и вашими легионерами, – сказала она.

– Нет, нет, все в порядке.

В армии Цезаря даже самое небольшое нарушение дисциплины сильно бы расстроило трибуна. Но вот уже два с половиной года он был наемником, и это научило его видеть различие между тем, что он действительно должен делать, и тем, что требовали от него служебные обязанности. Римляне начали хорошо различать внешний лоск и настоящую дисциплину, необходимую для того, чтобы выжить.

– Ваше Высочество, где же ваши сопровождающие? – спросил дворецкий, стоявший у Великих ворот.

– Ушли по своим делам, я полагаю. Мне они абсолютно ни к чему, – вежливо ответила принцесса, делая вид, что не замечает негодования дворецкого.

Скаурус уловил нотку раздражения в голосе Алипии: ее врожденное стремление к независимости и одиночеству могло быть только усилено пленом у Варданеса Сфранцеза. Дворецкий пожал плечами, но поклонился и пропустил их.

Пока они шли через Тронный зал, трибун обратил внимание на то, что разрушения, произведенные прошлым летом во время боя, были уже ликвидированы. Новые ковры и гобелены висели на стенах, а трещины и сколы колонн били залечены камнем соответствующего цвета. Впрочем, чуть позже Скаурус убедился, что восстановить удалось не все и одна из яшмовых плит прекрасно отполированного пола отличалась от других тем, что была более темной и матовой. Должно быть, здесь, подумал он, прошлым летом Авшар разжег свой дьявольский костер. Интересно, куда же забросило князя на этот раз его колдовство? Уже миновала зима, но об Авшаре ничего не было слышно, он как сквозь землю провалился.

Глаза Алипии ничего не выражали, но чем ближе они подходили к трону и к маленькой двери с лестницей, расположенной позади него, тем бледнее становилось ее лицо, тем сильнее закусывала она губу.

Навстречу им в сопровождении еще одного дворецкого шел после аудиенции у Императора Катаколон Кекаменос. Посол из Агдера сухо улыбнулся Скаурусу и сдержанно поклонился Алипии Гавре. Как только они отошли достаточно далеко, она прошептала:

– Можно подумать, ему приходится платить за каждое сказанное им слово!

Провожатый их распростерся на полу перед троном и, все еще лежа перед владыкой, провозгласил:

– Ее Высочество принцесса Алипия Гавра! Эпаптэс и командир ринлян Скаурус!

Марк подавил жгучее желание дать ему пинка под зад. Неужели видессиане никогда не научатся произносить это слово правильно?..

– О, дурень, во имя света Фоса, я знаю, кто они такие! – прорычал Император, все еще не привыкший к дворецкому этикету.

Дворецкий поднялся и широко разинул рот, увидев, что трибун все еще стоит на ногах. Алипия была из императорской семьи, и в ее жилах текла та же кровь, что и у Гавраса, но почему этот чужеземец удостоен такой привилегии?

– Не обращай внимания, Кабасилиас, – обратился к нему Туризин. – Мой брат разрешал ему это, и я тоже разрешаю. В большинстве случаев он заслуживает такой чести.

Кабасилиас поклонился и, пятясь, ушел, но его кривившиеся губы ясно свидетельствовали о полном несогласии с таким пренебрежением к императорскому сану.

– Ну, эпаптэс и командир Скаурус, как там поживают наши любезные чернильные души? – Гаврас приподнял бровь и взглянул на трибуна. – Все еще покупают себе грифельные доски, украшенные золотом, и счеты с костяшками из рубинов и серебра?

– Что касается досок и счетов, то подобных растрат мною не обнаружено, однако прочее мне не так легко выяснить.

Марк рассказал Императору о потерянном налоговом документе, подумав, что лучше начать с легкого разговора, чтобы затем уже плавно перейти к трудному, из-за которого он, собственно, и явился.

– Я думал, ты знаешь меня достаточно хорошо, чтобы не приходить сюда с такой чепухой, – нетерпеливо сказал Туризин, едва дослушав трибуна. – Если тебе угодно, можешь послать донесение Баанесу, только не трать мое время на эту чушь.

Скаурус терпеливо выслушал Императора. Как и Маврикиос, его младший брат ценил прямоту. Марк приступил к главной, волновавшей его теме. Но едва он упомянул имя Тарона Леймокера, Туризин вскочил с трона и закричал громовым голосом: