Элизабет Хэйдон - Рапсодия: Дитя крови

Тяжелая деревянная дверь с грохотом захлопнулась у него за спиной.

Прохладный туман плаща опустился Эши на лицо, остудив жар сна.

Он повернулся на постели, сбросив одеяние, которое никогда с себя не снимал. Пока он ворочался под одеялами, от его плаща поднялось облачко пара. Туман уносил частичку боли, и ему становилось легче. И еще туман помогал Эши скрываться от тех, кто его преследовал.

Ни разу за последние двадцать лет ему не удавалось увидеть этот сон — с тех самых пор, как его жизнь пошла прахом.

В прошлом он воспринимал сны как благословение, единственный шанс оказаться рядом с женщиной, которую он любил и будет любить всегда, что бы ни случилось. Ее смерть означала для него конец всех надежд на будущее, но он все еще хранил единственное воспоминание о ней из прошлого. Он мечтал о тех ночах, когда она посещала его сны, улыбаясь из темноты…

«…Ну, когда он в порту, корабль совсем крошечный — как моя ладонь. Дед держит его на каминной полке, в бутылке…»

Единственное воспоминание. Но ему хватало.

А потом, однажды ночью, он лишился своего последнего утешения. Теперь собственная жизнь ему не принадлежала: он стал оболочкой, пешкой в злой игре. Боль, которую он день за днем носил в себе, никогда не оставляла его. Он испытывал такие жестокие душевные и физические страдания, что все его силы уходили на борьбу с ними. Сон исчез. Он был слишком чистым, чтобы оставаться рядом с видениями, которые Эши постоянно посещали.

Но с тех самых пор, как он встретил Рапсодию на рынке в Бет-Корбэре, она постоянно снилась ему. Его недолго мучила вина за предательство памяти Эмили — ведь голос Рапсодии приносил ему облегчение, пульсирующая боль в голове и груди отступала.

Эши сел, сбросив с себя одеяло и туманный плащ. Он закрыл глаза, его дыхание участилось. Ему хотелось только одного: пусть она уйдет, оставив ему то единственное, что он считал священным. Телом и душой, даже в воспоминаниях, он неизменно оставался верен женщине, для встречи с которой преодолел Время, хотя и совсем ненадолго.

Другой быть не могло. Он знал, что место Эмили в его сердце останется святыней.

Так почему эта женщина? Почему он не в силах изгнать ее из своих мыслей?

ШЛИ ДНИ, и Эши стал неотъемлемой частью Илорка. Акмед запретил ему и Джо входить в склеп Гвиллиама и древнюю библиотеку, где имели право бывать только Рапсодия, Грунтор и сам король. Однако благодаря присутствию дракона Эши знал, где они расположены. Но по какой-то причине он не мог разузнать, что именно в них находится: ему не удалось распознать детали в запрещенных помещениях, что случалось очень редко.

Впрочем, это не имело значения. Обычно Рапсодия охотно обсуждала с Эши найденные артефакты, а Акмед часто читал вслух манускрипты из библиотеки.

Однажды, когда Эши позволил своим драконьим чувствам обследовать документы в руках короля фирболгов, свиток внезапно свернулся. Эши открыл глаза и увидел, что Акмед внимательно смотрит на него. Казалось, он понял, что пытался сделать Эши. Возможно, то было знаком его власти над Илорком. Акмед сосредоточил в своих руках всю полноту закона, вплоть до малейших деталей, словно и сам являлся драконом. Здесь — его королевство; Эши не имел в нем власти.

И все же он терпеливо мирился с унизительными запретами — ведь Акмед разрешил ему общаться с Рапсодией. И она стала для него источником радости. Ее личность имела множество различных граней, она была полна противоречий: то нежная, то яростная, в зависимости от обстоятельств. Рапсодия обладала редкой способностью смеяться над собой и достойно переносить подчас грубые поддразнивания своих друзей. Она любила и оберегала Джо, как наседка, и тогда ее язык резал, точно бритва.

Эши понимал, что ему следует покинуть Илорк, — тот, кто его ждет, уже наверняка испытывает нетерпение, — но не мог найти в себе силы расстаться с Рапсодией. Он избрал небрежную, равнодушную манеру общения, поэтому она стала чувствовать себя рядом с ним непринужденно. Ее первоначальная настороженность исчезла. Эши казалось, что он начинает ей нравиться.

«Еще несколько дней», — говорил он себе, укладываясь в свою одинокую постель и размышляя о том, что может сниться Рапсодии.

Воля Акмеда распространялась даже на каменные стены, не позволяя Эши ощущать Рапсодию, когда она находилась в другой комнате. Неприятное чувство…

Прошло еще несколько дней, и все изменилось. Акмед и Грунтор почти целый день исследовали пещеры. Эши все утро учил Джо игре в «ножички», требующей проворства, — он не сомневался, что она быстро овладеет всеми тонкостями, уж очень ловкими были у девчонки пальцы. К вечеру она уже демонстрировала свое мастерство Рапсодии. Наконец вернулись Акмед и Грунтор.

— Хочешь взглянуть, что мы нашли, герцогиня? — спросил Грунтор, протягивая Рапсодии украшенный самоцветами ларец из голубоватой древесины геспера, растущего в Скрытом Королевстве.

Это дерево использовалось в Илорке для изготовления почти всей мебели. Верхняя часть ларца держалась на золотых петлях и застежке без замка.

— Мы нашли его среди кучи коробок и корзин, в самом низу, — заявил Акмед, наливая себе вина из графина.

Рапсодия осторожно открыла ларец. Внутри лежал древний изогнутый кинжал, или короткий меч, вырезанный из кости или другого столь же неподходящего материала. Клинок был цвета розового золота — похоже на сплав меди и золота.

— Какая необычная вещь… — Рапсодия бережно вынула кинжал из ларца. — Зачем было покрывать его красным золотом? Оно слишком мягкое, чтобы использовать такое оружие в сражении. Да и работа не особенно хорошая: взгляните, сколько трещин на поверхности клинка.

— Возможно, он применялся для ритуалов. Рапсодия закрыла глаза и, прислушавшись, почти сразу ощутила гудение воздуха вокруг странного предмета. В ее раскрывшихся глазах вспыхнула тревога.

— Боги! Мне кажется, я знаю, что это такое, — побледнев, прошептала она.

— Что?

— Коготь дракона. Взгляните сами.

Никто не стал с ней спорить. Дракон, потерявший коготь, наверное, был огромным.

— Будет меч для маленькой мисси, — заметил Грунтор.

— Ты спятил! — рассердилась Рапсодия. На лице у нее сразу же появилось сожаление, когда она увидела, что великан обиделся. — Ох, Грунтор, прости! Я вспомнила одну старую легенду. Драконы — удивительно эгоистичные существа и весьма ревниво относятся к тому, что им принадлежит. Если хозяин когтя еще жив, он сразу узнает, кто им завладел, и будет землю рыть, лишь бы заполучить его обратно. Я не хочу, чтобы Джо даже близко подходила к этой штуке. Более того, я не уверена, что нам следует хранить его здесь. Возможно, стоит вернуть ей коготь.