Элизабет Хэйдон - Судьба: Дитя Неба

Грунтор снова кивнул.

— Она справится. Правда, твоя светлость? — ласково проговорил он и погладил Рапсодию по спине. Она кивнула ему в ответ, а потом что-то очень тихо прошептала.

Акмед снова перевел взгляд на небо.

— Надеюсь.

— Ваша милость?

Благословенный, сидевший в своем темном кабинете, повернулся в сторону прямоугольника света, падавшего из открытой двери.

— Да?

— Из Сорболда пришло сообщение, что королева лиринов покинула Тириан. Ее видели десять дней назад, она ехала верхом, одна, по пограничной равнине, где расположены их северные города.

— Куда она направилась?

— За ней удалось проследить до самых Зубов, затем разведчики ее потеряли.

Стоя в дверях, Гиттлесон видел только темный силуэт Благословенного, сидящего в кресле. Затем Ланакан Орландо открыл глаза — две белые точки, окруженные кровавым ореолом. Он улыбнулся, и в тенях кабинета возникло еще одно пятно света.

— Похоже, у суки течка, — заявил Благословенный, голос которого прозвучал мягко и нежно. — Пока ее кобель преследует несчастных сторонников Каддира, она, наверное, решила заманить в свою постель короля фирболгов.

— Может быть, ваша милость.

Ланакан Орландо медленно отвернулся от двери.

— Не будь идиотом, Гиттлесон. Она идет сюда.

— Кормят здесь отвратительно. И чего ты захотела сюда вернуться?

Рапсодия с нежностью пихнула короля фирболгов в бок.

— Ничего подобного, в этой таверне вполне прилично готовят, — заявила она. — В прошлый раз тебе не понравилась компания, в которой мы ели. Ведь именно здесь ты познакомился с Эши.

— Тогда все понятно. Неудивительно, что у меня протестует желудок.

Акмед оглядел улицу, но Грунтора нигде не было видно. Яркое полуденное солнце отбрасывало короткие тени, и сержант, скорее всего, прятался в каком-нибудь переулке, дожидаясь, когда они станут подлиннее и можно будет выйти из укрытия. Акмед отодвинул для Рапсодии стул, а она поглубже надвинула капюшон, чтобы скрыть лицо. Дул сильный холодный ветер, и они оказались единственными посетителями, отважившимися занять столик на улице; остальные сидели внутри, согреваясь элем и наслаждаясь теплом камина.

Колокольчики на базилике раскачивал суматошный ветер, и на улицы Бет-Корбэра проливалась сладостная дисгармония звуков. Их пение проникало в самую душу Рапсодии, но она знала, что где-то в башне прячется страшное зло, и звон колоколов больше не наполнял ее сердце восхищенным трепетом. Пока Акмед заказывал ром и ягненка для себя и суп для нее, Рапсодия опустила голову и отвернулась, а когда хозяин таверны поспешил выполнить заказ, бросила быстрый взгляд через плечо на храм.

Акмед закрыл глаза. Во время первой разведки около базилики он не уловил в ее вибрациях ничего необычного, хотя запах демона был ясным и четким. Грунтор мгновенно определил границы зараженной земли. Они не ошиблись: базилика и улицы вокруг были осквернены, но так, что обычные органы чувств не могли уловить ничего постороннего. Тысячи прихожан каждый день ходили по пропитанной злом земле. Акмед поморщился, вспомнив, как впервые увидел Эши в тени базилики. Тогда на одно короткое мгновение он почувствовал присутствие демона и решил, что сын Ллаурона является его носителем. Но он ошибся.

Рапсодия внимательно прислушивалась к пению колокольчиков. Хозяин таверны принес ей суп, но он так и остался стоять нетронутым. Рапсодия сидела, погрузившись в свои мысли и задумчиво глядя на то, как он остывает. Наконец она подняла голову и посмотрела на Акмеда, ее изумрудные глаза сияли, щеки раскраснелись.

— «Эла», — прошептала она и, потянувшись, взяла Акмеда за руку. — «Эла», — повторила она.

— Что ты несешь? Я не понимаю древнелиринский язык.

— Язык тут ни при чем. Это музыкальный термин, — пояснила Рапсодия. — Последняя нота старой гаммы, состоящей из шести нот, она служила для записи музыки много веков назад, во времена, когда строилась базилика. «Ут», «ре», «ми», «фа», «соль» и «ля», или «эла». Только через несколько сотен лет стали использовать «си», седьмую ноту октавы, и «до», которая отличается от «ут» только тем, что она выше. Кстати, «эла» — это еще и моя Именная нота, я очень остро чувствую ее звучание.

— Рапсодия, остановись, я тебя не понимаю. Что ты так разволновалась?

— Ее нет.

— Кого нет?

— «Элы», шестой ноты. Колокольчики вызванивают только пять.

— И сколько же колоколов молчит?

— Ну, лорд Стивен говорил, что на колокольной башне восемьсот семьдесят шесть колоколов — по числу намерьенских кораблей, покинувших старый мир. Если он прав и если они разделили колокола поровну в соответствии с шестью нотами гаммы, получается сто сорок.

— Сто сорок шесть.

— Да. К тому же в перезвоне не хватает и многих других комбинаций звуков. Это все проделано очень тонко и искусно и, похоже, очень давно. Только Певец может заметить, что здесь что-то не так, да и то если будет прислушиваться. Ланакан Орландо, скорее всего, снял языки, поскольку невозможно убрать сами колокола незаметно. Самый большой из них весит, наверное, несколько тонн. Акмед допил ром.

— Умный ублюдок. Ф’доры всегда отличались особенно изощренной хитростью. Значит, вот как ему удалось обойти ветер, который освящает землю. Мы можем что-нибудь сделать?

— Думаю, да, — улыбнувшись, ответила Рапсодия. — Нужно найти Грунтора, нам необходимо кое-что обсудить.

Гиттлесон отыскал ее, когда она одна ходила по рынку, выбирая подходящие стрелы у оружейников. Не заметить ее было трудно, несмотря на то что она надела простой коричневый плащ, в каких путешествуют крестьяне, а золотые волосы завязала черной лентой. Солнечные лучи, запутавшись в ее кудрях, ярко сияли, привлекая внимание прохожих, пришедших сюда, невзирая на пронизывающий ветер и холод. Ей повезло: отвратительная погода удерживала торговцев в лавках, около каминов, откуда они пялились на нее, не в силах отвести глаза. Иначе они все до единого высыпали бы на улицы, пытаясь навязать ей свой товар. Гиттлесон, стараясь оставаться в тени, запомнил, сколько и каких стрел она купила, обратил внимание на то, что она отдает предпочтение серебряным наконечникам, отталкивающим огонь.

Затем она остановилась у торговца специями, чьи открытые ряды тянулись почти на целый квартал. На прилавках лежали огромные мешки с семенами, коренья, бобы, перец, зерно, а также пучки трав и горшки с приправами. Рапсодия довольно долго изучала содержимое каждого мешочка и наконец купила несколько больших головок душистого чеснока, по два пучка шандры, дурмана и магворта, а также три дюжины толстых палочек ванили. Быстро оглянувшись по сторонам, она засунула покупки в заплечный мешок, а потом, прежде чем скрыться в одном из боковых переулков, с недовольным видом посмотрела на башню, высившуюся над крышами домов. Гиттлесон, довольный своей разведкой, в сгущающихся сумерках направился к темной базилике.