Элизабет Хэйдон - Судьба: Дитя Неба

Акмед замер на секунду, прислушался еще раз, а затем торопливо вернулся в коридор, из которого вышел.

Издалека за ним наблюдали Искатели, их темные глаза поблескивали в темноте.

Сорболд

Цирковой комплекс Сорболда являлся самой большой группой зданий в городе-государстве Джакар и простирался до южной границы поселения Никкид’саар. В те дни, когда гладиаторские бои не проводились, здесь было довольно спокойно, если не считать прибытия торговых караванов, доставлявших рабов и свободных работников, благодаря которым функционировал комплекс. В дни боев, однако, здесь кипела жизнь, десятки тысяч возбужденных людей в предвкушении кровавого зрелища толпились на улицах вокруг арены.

Рапсодия убедилась, что относительно расписания боев Ллаурон не ошибся: она появилась в городе в день состязаний, когда огромные толпы людей стекались к арене, все мешалось в шуме и разнообразии запахов, люди кричали, смеялись, шутили. И Рапсодия легко затерялась в толпе. Вскоре ей удалось найти проход, ведущий в заднюю часть комплекса. Где-то здесь должны находиться бараки гладиаторов, решила она и огляделась в поисках ближайшего выхода к южным воротам города, где она оставила лошадь и где ее должен был ждать Каддир со своим отрядом.

Рапсодия нашла навес, под которым спряталась от небольшого снегопада, быстро превратившего улицы в болото и испортившего настроение посетителям цирка. Она внимательно смотрела по сторонам и довольно быстро убедилась в том, что здесь немало женщин в таких же легкомысленных нарядах, как у нее. Впрочем, поверх своего она надела шерстяной плащ. Их одежда показалась ей более поношенной и не такой откровенной, но потом она решила, что просто не привыкла разгуливать в прозрачных одеяниях.

Кроме того, она заметила, что полураздетых женщин часто куда-то гонят большой толпой, иногда даже кнутом. Кровь Рапсодии вскипала, и она чувствовала, как огонь у нее в душе поднимается к самой поверхности кожи, однако она заставила себя проглотить гнев. Она пришла сюда для того, чтобы спасти гладиатора, а не бороться с нравами Сорболда.

Между улицами, окружавшими арену, попадались переулки, ведущие в маленькие дворики. В каждом из них происходили второстепенные бои. Вокруг них собиралась жидкая толпа, состоящая из крестьян и мелких купцов, разражавшихся радостными воплями всякий раз, когда кому-то из противников удавалось нанести кровавый удар.

В уличных боях обычно участвовали совсем молодые парни, а иногда и девушки, некоторым из них не исполнилось еще и десяти лет, но они атаковали друг друга с такой яростью, что победителя часто приходилось насильно оттаскивать от поверженного противника. Рапсодия содрогнулась, услышав радостные вопли: после одного из ударов брызнула кровь, а ведь дрались совсем мальчишки, каждый не старше, чем ее приемный внук Гвидион Наварн.

В двориках, что располагались ближе к арене, дрались полупрофессионалы — гладиаторы, продолжавшие оттачивать свое мастерство, но еще не достойные участвовать в главных состязаниях, однако успевшие обзавестись многочисленными почитателями среди уличной аудитории. Повсюду принимали ставки на победителя, золото постоянно переходило из рук в руки.

В самом последнем из таких двориков, за которым находилась главная арена, стояли большие деревянные весы с металлическими стойками, на каждой из тарелок можно было взвесить быка. Похожие устройства Рапсодия уже видела перед другими площадками, где проходили бои. Ллаурон объяснил их назначение, когда они планировали операцию.

В решающий момент каждого серьезного боя, а также во время некоторых уличных схваток обезоруженный боец или получивший ранение, не позволяющее продолжить бой, по сигналу гонга должен пройти через Товврик. Вот тогда-то толпа и обращается к огромным весам, решая судьбу гладиатора.

Сорболд по большей части находился с подветренной стороны Зубов, поэтому земли здесь были засушливыми, царство яркого солнца и пустыни. И хотя тут лояльно относились к Патриарху, находившемуся в Сепульварте, в Сорболде сохранились элементы язычества, и многие жители продолжали поклоняться силам природы. В стране, где от количества воды, отданной полям, зависело количество воды, оставшейся в колодце с питьевой водой, как правило одном для всей деревни, природное равновесие становилось вопросом жизни и смерти.

Похожее положение складывалось и на гладиаторской арене. После удара гонга толпа начинала скандировать: «Товврик, Товврик, Товврик». Иногда вопли становились такими яростными, что даже сиденья на арене начинали дрожать, во всяком случае так утверждал Ллаурон.

Победитель схватки подходил к пьедесталу, где ему предстояло выслушать крики одобрения толпы, а несчастного проигравшего под свист и улюлюканье уносили к весам — их выкатывали на середину арены, словно бога, ждущего жертвоприношения, — и бесцеремонно бросали на одну из чаш. Две пары лошадей впрягали в две повозки, на каждой из которых покоилась чаша весов.

Начинался торг. Если боец являлся рабом и представлял ценность для своего хозяина, тот поднимал грифельную доску с написанной на ней суммой, которую он решил заплатить, чтобы сохранить проигравшему жизнь. По сигналу распорядителя служители арены выставляли на свободную чашу весов большие разноцветные гири в соответствии с предложением хозяина раба. Другие представители знати или любой зритель имели право увеличить выкуп, если хотели, чтобы проигравшего оставили в живых. Иногда предлагали других рабов, мужчин и женщин, в особенности если гладиатор успел заработать репутацию хорошего бойца.

Если же боец был свободным человеком, за его жизнь платили поклонники из толпы или знати, что лишь доказывало высокую цену свободы. Именно поэтому многие гладиаторы, даже после того как им удавалось заработать денег, чтобы купить свою свободу, предпочитали остаться в рабстве — так у них появлялось больше шансов остаться в живых в случае поражения. Константин не принадлежал к их числу.

Когда желающих внести деньги больше не находилось, распорядитель ударял в гонг, и лошадей медленно отводили в сторону. Наступала абсолютная тишина, на огромных весах лежала человеческая жизнь. Затем, если чаши уравновешивались или результат был в пользу побежденного, его уносили прочь и под громкие крики одобрения или презрительные насмешки передавали в руки целителей. Половина собранных денег шла в казну правителя города, которому принадлежала арена, а другую половину под оглушительные овации отдавали победителю.

Если же взвешивание заканчивалось не в пользу побежденного, толпа начинала реветь еще громче. И хотя все собранные деньги получал победитель, толпу гораздо больше интересовало другое. Перед весами — напротив ложи правителя — устанавливали огромный пилообразный меч, лодыжки побежденного связывали кожаными ремнями, а потом его сбрасывали с чаши весов. Распорядитель дожидался, пока чаши весов остановятся, на что уходило несколько секунд, после чего в последний раз звучал гонг.