Ким Хантер - Похороны чародея

В полдень он наткнулся на мертвую полосу, пересекавшую ландшафт, — широкий шлейф увядших растений и поникших деревьев. Повсюду были разбросаны неподвижные тела зверей и птиц. Прямо на глазах с небес камнем рухнул орел и с глухим стуком упал на землю. То, что послужило причиной его гибели — запах, вид или звук, — находилось впереди, за утесами.

У Солдата бешено заколотилось сердце. Он натянул маску. Тут же мир стал расплывчатым и туманным. Солдат осторожно двинулся вперед, крепко вцепившись в рукоять клетки. Теперь уже и ласка, вся потрепанная, прекратила кружиться по часовой стрелке вдоль стенок своей тюрьмы, встала на задние лапки, словно столбик, и напряглась — животное приготовилось к встрече. Вытянув вперед шею, ласка быстро поворачивала голову из стороны в сторону и пристально вглядывалась. Она знала. Шерсть встала дыбом на загривке.

Острые чувства предупредили зверька о том, что враг находится где-то рядом.

Солдат обогнул горный кряж, и по спине у него побежали мурашки. Перед ним предстало небольшое и очень странное существо с крыльями и мерзким толстым хвостом, который волочился следом. Заметив Солдата, существо остановилось и начало пристально в него вглядываться, а затем разинуло отвратительный клюв. Если оно и издало какой-то звук, Солдат его не услышал. Как не почувствовал и смертоносных паров, которые источало чудовище. Шипение, отравляющий газ — все пошло впустую. Ничто не могло тронуть «ласкоглазого» Солдата.

Однако этого не скажешь о восставшей из мертвых ласке! Она в ярости бросилась на стенку своей плетеной клетки и пробилась сквозь ненадежное плетение. Ласка быстро покрыла расстояние, разделяющее ее от самого смертоносного существа на земле, и вцепилась прямо в морду неприятеля. Между двумя древними врагами вспыхнула ненависть, что существовала меж ними испокон веков. Причина этого противоборства давно уже позабылась, но вражда вскипала и перехлестывала через край, лишь только противники попадались друг другу на глаза. На траве, песке пустыни, на каменной горе или лесистом склоне они тут же кидались друг на друга, превращаясь во взбешенный кусающийся шар, из которого летят пух и перья.

Битва столь жестоких созданий не предназначалась для человеческого глаза. Атаки были молниеносны и безжалостны, ранения — страшны. Солдата до глубины души потрясла ярость поединка. Человеческому рассудку принять такое было невозможно: тошнота подступала к горлу, становилось дурно до головокружения. Солдат решил, что лучше будет отвернуться и не смотреть.

И все-таки отвернуться он не мог, не мог отвести глаз и следил за жуткой битвой как зачарованный. Солдат оцепенел, объятый ужасом.

Наконец из тучи пуха и перьев показался победитель. Ласка вылизывала раны красным язычком, удовлетворенная очередной победой, которую она одержала над своим сверхъестественным извечным врагом. В ее поступи было столько гордости, столько высокомерного величия в шаге, что Солдат понял: ласки привыкли одерживать победы в подобных встречах.

Зверек скользнул прочь, за валуны, а оттуда скрылся на расстилающейся позади равнине. Он вышел победителем и получил в награду новую жизнь от мальчика-чародея, будущего Короля магов.

Василиск с разодранной глоткой лежал в луже своих собственных кислотных жидкостей и разлагался. Солдат был заранее предупрежден и не стал смотреть на труп несущего смерть существа незащищенными глазами. Нельзя было и вынимать воск из ушей, потому что, умирая, василиск способен испускать смертоносное шипение. А потому Солдат попросту развернулся и ушел. И лишь оказавшись в лагере, он вынул из ушей и носа затычки. А когда он сообщил о победе, друзья, едва сдерживая радость, попросили описать бой.

— Никогда, — наотрез отказался Солдат. — Я никогда не смогу этого пересказать.

Тем временем жизнь в Зэмерканде шла своим чередом. После того как ОммуллуммО вырвался на свободу и направился к горам Священной Семерки, в стране наступил всеобщий хаос, и канцлер Гумбольд поспешил воспользоваться им в своих интересах.

В полночный час к маршалу Крашкайту, мирно почивавшему в своих палатах, вошли два наемных убийцы и нанесли ему двенадцать ударов в сердце. Убийцы поднимали и опускали кинжалы одновременно с ударами часов. Маршал был уже мертв, когда пробило полночь. Наемники вернулись к Гумбольду и доложили о содеянном. Он оплатил их услуги и отправил в путешествие на другой берег Лазурного моря. Капитан корабля, на котором плыли убийцы, ничего не знал; он просто получил от Гумбольда распоряжение выкинуть их за борт посреди моря. Капитан решил, что это уличные бандюги, которых нельзя привлечь к ответственности за их злодеяния по закону, и с радостью сыграл роль палача в полной уверенности, что вершит правосудие.

Затем Гумбольд отправился навестить капитана Каффа.

— Крашкайт мертв, — сообщил он капитану. — Убит прошлой ночью.

При этих словах Кафф так и сел на кровати. Птичья лапа его запястья вцепилась в простыни.

— Убит?

— Я хочу, чтобы вы приняли на себя командование армией. Для начала в звании полковника. Позже вас назначат генералом — когда мы получим… э-э… одобрение королевы.

Кафф удивился:

— Вы хотите сказать, что на нынешнее назначение королева согласия не давала?

— Королева безумна, — сказал Гумбольд, прищурив глаза. — Вы разве этого не знали?

Кафф некоторое время молчал.

— Это законно? Я спрашиваю из простого любопытства.

— Законно. — Гумбольд присел на край кровати Каффа — Я могу назначать людей на посты по своему усмотрению — я канцлер. Традиционно принято временами спрашивать согласия королевы, но это лишь требование этикета и не имеет ничего общего с правилами и законами. Все зависит от канцлера, то есть от меня.

— Вам виднее, — сказал Кафф и начал одеваться. — Я присоединюсь к вам очень скоро.

Новости о повышении по службе неплохо бодрят, особенно рано поутру. Вот уж невиданно! Заснул капитаном, проснулся генералом.

Канцлер Гумбольд ушел, и Кафф, полный ликования, принялся старательно натягивать сапоги. Полковник — почти генерал, и на горизонте точно солнце сияет маршальский шлем. Так у него гораздо больше шансов добиться расположения оставленной в одиночестве принцессы, мужем которой недовольна сама королева.

Гумбольд направился прямо к Дворцу Птиц.

— Где королева? — спросил он ее ближайших слуг. — Она уже встала?

— Да, господин канцлер, королева поднялась, но рассудок ее все в том же состоянии.

Это хорошо. С тех пор как взбунтовавшийся чародей оказался на свободе, королеву не покидает безумие. Сегодня она по-прежнему невменяема. Все идет гладко. Пора отправить ее в обитую гусиным пухом камеру в подземелье. Лорд-поимщик воров — один из людей Гумбольда, как, впрочем, и основная масса придворных. Вот только Фринстин — Хранитель башен, да Квидквод — Лорд королевской казны, пока стоят на пути.