Елена Хаецкая - Сага о Хелоте из Лангедока

– Правильно тебя прадедушка кокнул, – сказал Греттир, поглядывая на призрак с бессильной злобой.

Санта подошла к окну и оперлась на подоконник, подняв острые плечи, с которых складками ниспадало ее старинное одеяние. Отозвалась ехидно:

– Тебе-то этот подвиг повторить не удастся...

– Господи, за что?! – возопил беспомощный страдалец.

– Не ты первый задаешь этот вопрос, – задумчиво проговорила Санта, – не ты последний. «За что?» Действительно – за что?! Но ты кричишь это, опухший от пьянства, лежа в своей постели. А ведь могло быть и иначе. Подумай, сколько людей пытались узнать: «за что?!» За что их пытали, ничего не спрашивая, а потом казнили, ничего не доказав...

Греттир застонал в голос.

– И только я одна не спросила твоего прадедушку, за что он меня задушил. Потому что знала. И в этом мне повезло больше, чем многим. – Привидение подсело к Греттиру на кровать и обиженно отвернулось. – Мог бы быть со мной и откровеннее. Мы все-таки не чужие...

– Ах, как мне плохо, Санта... – сдался Греттир.

Бьенпенсанта тотчас оживилась:

– Дай слово, что бросишь пить.

– Честное слово.

Прохладные ладошки призрака скользнули по лбу и вискам, снимая боль.

– Дружил бы с Гисборном, он такой положительный...

– Гай вечно занят в казарме. И потом, Санта, ты же знаешь, у меня есть настоящий друг. Хелот из Лангедока. Но он уехал. И такая без него тоска, право... Поневоле потянешься к первому встречному.

– Твой Хелот – подозрительный тип, бродяга, – назидательно сказала Санта. – С разбойниками водился... ужас.

Исцеленный от похмелья Греттир даже подпрыгнул в постели.

– Водится с разбойниками! Это идея!

Он вскочил и забегал по комнате, собирая разбросанную одежду. Санта, сидя на кровати, с удивлением следила за воскресшим правнуком. Ее бледное личико выражало крайнее неудовольствие.

– Что ты задумал, убогий?

Греттир уже гремел оружием.

– Поеду в лес, – объяснил он. – Может быть, там о нем слышали.

– Что-о? Да ты с ума сошел!

– Возможно, Санта. Возможно. Впервые со времени исчезновения Хелота юноша ощущал такой подъем. Он ласково взял привидение за подбородок и поцеловал в бесплотный лоб.

– Хелот – мой друг, поняла?

Санта качнула гладко причесанной головкой.

Четким движением Греттир отправил в ножны свой недлинный меч.

– Если меня убьют, я составлю тебе компанию, – легкомысленно сказал он. – Буду завывать в камине, а ты примешься рыдать в шкафу у шерифа сэра Ральфа. Надеюсь, он не пересыпает свои тряпки нафталином.

Бьенпенсанта тяжело вздохнула:

– Не так уж просто быть призраком, как тебе кажется, Греттир.

Но правнук уже скрылся за дверью.

Санта поднялась и в развевающихся темно-синих одеждах стремительно прошла из спальни в галерею, оттуда вниз, на кухню, где прихватила светлое токайское, и снова вернулась в спальню. Она разлеглась поудобнее на кровати и принялась потягивать вино, думая о своем.

Ее беспокоили странные изменения Силы, которые она впервые ощутила в ту ночь, когда Хелот клятвенно обещал Дианоре найти и освободить возлюбленного девушки. Маленький мирок Санты нарушился. В нем как будто распахнули настежь дверь и окно, и потянуло сквозняком.

Внизу загремели дверные засовы. Послышались шаги. Слуга сказал кому-то, тщетно пытаясь остановить вторжение: «Почивать изволят». Шаги неуклонно приближались, и Санта поморщилась. Посреди галереи шаги замерли. Видимо, визитер никак не ожидал, что хозяин дома в такой ранний час может куда-то уйти. Он стоял в недоумении, не вдруг сообразив, где же спальня. «Почивать изволят», как же!

– Сэр Греттир, где вы? – позвал голос, и Бьенпенсанта, узнав Гарсерана, скривилась.

– Явился... – проворчала она, вздохнула и устроилась поудобнее на мягких шкурах. Заложив за голову руки, она уставилась на паутину под потолком и деликатно, по-кошачьи, пару раз зевнула.

Дверь спальни скрипнула. Вот ведь наглец.

– Вы спите, сэр?

«Настырный тип, – подумала Санта. – Но показываться ему ни в коем случае нельзя. Донесет, подонок, на Греттира, решит, что мальчик привечает ведьму или водится с нечистой силой. И никто, ха-ха, не поверит, что я привидение и проклятие его рода. Связываться с ними, инквизиция, то-се...»

– Сэр, я пришел пожелать вам доброго утра.

Красавец Гарсеран открыл дверь и встал на пороге.

– Мегdе(убийца)! – выругалась Санта и немедленно дематериализовалась.

Робин из Локсли сидел на поваленной березе, поджав под себя одну ноту, и мучительно ставил заплатку на свой зеленый плащ. Заплатка вздувалась, напоминая пузырь на месте ожога. Пальцы разбойника были исколоты иглой, веснушчатая физиономия кривилась. Собственно говоря, можно было бы и не ставить никаких заплаток, а заново кого-нибудь ограбить, но все так просто только в рассуждениях дилетантов. Локсли продолжал трудиться, скрипя зубами.

Было начало лета, но жара стояла немилосердная. Комары и прочие летучие гады бурно праздновали начало брачного сезона, летали тучами и сделались совершенно невыносимы. Чтобы отпугнуть от себя кровососущих, Робин разложил маленький костерок. Когда дым летел в его сторону, мошка временно отступала, зато на глазах появлялись слезы. Стоило дымной завесе отклониться, как насекомые тучами облепляли уши и шею. К тому же жарило солнце.

– Нет, это какой-то ад, – пробормотал Робин, в очередной раз втыкая иглу себе в палец. Он сунул палец в рот и оглянулся по сторонам. Пиршество природы продолжалось. Ей не было никакого дела до страданий отдельно взятого разбойника.

Робин горестно вздохнул, подбросил в костерок гнилушку, которая тут же отчаянно задымила, и, кашляя, снова уткнулся в работу.

За его спиной затрещал под чьими-то тяжелыми шагами хворост. «Интересно, – подумал Робин, – кто там ломится – лось или отец Тук?» Робин обернулся, и тут костерок внезапно подпрыгнул и лизнул Робина за пятку. Разбойник отдернул ногу, потерял равновесие и упал по другую сторону березового полена, на котором сидел.

– Все, – сказал он, – мое терпение лопнуло.

– Привет, Робин! – крикнул, появляясь на поляне, отец Тук. Его круглая красная физиономия была покрыта капельками пота. Робин поднялся на ноги, расправил свой плащ с уродливым горбиком заплатки, встряхнул его, потом присел и пошарил в траве. Отец Тук подошел поближе, с любопытством вытянув шею. Сидя на корточках, Робин торжествующе улыбнулся.

– Иголка потерялась, – объявил он. – Теперь моя совесть чиста, ибо утрачено орудие труда.

– И ты еще говоришь мне о совести, бездельник, – укоризненно заметил Тук. – Да пока ты тут занимаешься не своим делом, в харчевню Тилли и Милли нагрянули многочисленные враги.

– Пойдем лучше выпьем, – предложил Робин. – Тебе необходимо восполнить запасы утраченной влаги, Тук.