Кейт Эллиот - Королевский дракон

— Уберите ее с моих глаз, — указала она на Антонию, — и сторожите как следует.

— А что с Сабелой? — спросила Сапиентия капитана. — Она бежала?

— Нет, — ответил капитан, в то время как его люди уводили старуху. — Виллам лично захватил ее, несмотря на то, что был тяжело ранен. Лекари боятся, что он не выживет. А принцесса теперь под стражей.

Констанция не поднимала глаз, пока Сапиентия, потеряв терпение, не приказала подвести лошадь.

— «Орлица», поедешь со мной, — приказала она Ханне.

Констанция вернулась к действительности.

— Отправляйся, если желаешь, Сапиентия, но «орлицу» оставь мне. Я имею на это право. — Тут она коснулась золотого ожерелья на шее.

Принцесса согласно кивнула.

— Это ваш «орел» доставил нам весть о том, что случилось в Отуне. Поэтому отец здесь. — Тут Сапиентия почему-то улыбнулась. — Но без армии — как он сможет идти на Гент?

— Идти на Гент? — удивилась Констанция, еще ничего не зная. — Зачем?

Сапиентия, не ответив, вскочила на лошадь и погнала ее в сторону поля. Она была права. Генрих выступил навстречу Сабеле с большим войском, по меньшей мере человек восемьсот. Он мог бы собрать и больше, но… Много месяцев пройдет, пока подойдут отряды из медвежьих углов Вендара и Варре. И как мог он, недавно подавив мятеж, теперь доверять варрийским герцогам? Вряд ли те поддержат его в деле спасения ненавистного им кандидата на престол…

Им, принцам, нет дела до того, что происходит сейчас с жителями Гента. Нет дела до Лиат. Ибо кто сказал, что короли и принцы должны заботиться о судьбе «орлов»? Как мечи и копья, слуги не более чем оружие в руках господ.

Король Генрих пребывал в дурном расположении духа. Сказать по правде, Росвите еще не доводилось видеть его в таком гневе.

Когда в Кассель пришли наконец вести о победе, они с Теофану выехали навстречу его величеству и обнаружили Генриха в гневе, он ходил туда-сюда по шатру. В шатре лежал Гельмут Виллам. Говорили, что верный сподвижник короля умирает. Придворные, от простых слуг до самых знатных господ, ходили притихшие и старались держаться подальше от хозяйского взгляда, ибо его величество в припадке раздражения способен был накричать на любого, кто попадал под руку. Только «орлица» Хатуи, умея быть незаметной, держалась неподалеку от входа в шатер.

Теофану, сразу поняв, в чем дело, увела Эккехарда в сторону полевого лазарета. Росвиту со всех сторон обступили придворные и просили привести короля в чувство. С трудом от них отделавшись, она нашла единственного человека, который во всей этой кутерьме мог хоть чем-то помочь — маркграфиню Джудит.

Слуги не давали назойливым царедворцам приблизиться к ней, и женщина спокойно потягивала вино, сидя на раскладном стуле и наблюдая за происходившим в лагере.

Отсюда хорошо было видно поле, усеянное телами павших. Раненых уже подобрали, а вот хоронить мертвецов только предстояло. Может, их так и оставят непогребенными, такое во время войн происходило не раз. Солдаты и жители близлежащих деревень потихоньку мародерствовали, обыскивая тела в поисках мало-мальски ценных предметов. Росвита подумала, что самое дорогое из добычи все равно уже собрано в обозы.

В самом центре открытого пространства лежала гигантская туша чудовища, уродливого настолько, что даже на большом расстоянии Росвита содрогнулась от отвращения. Его голова была не меньше колеса телеги. Зверь напоминал бы огромного петуха, если бы не змеиное тело, хвост ящерицы и орлиные когти.

— Это гуивр, — бесстрастно пояснила Джудит.

— Я слышала об этих тварях, но никогда не надеялась увидеть хоть одного…

Единственный глаз чудовища неподвижно смотрел в небо. Крылья отливали металлом, наполовину закрыв человеческое тело, вернее то, что осталось от него. Кто-то уже успел снять с него сапоги. Маленькие белые существа, похожие на личинки, копошились в трупе гуивра. Она с отвращением отвернулась.

— Что же произошло?

— Как видите, сестра, чудовище мертво.

На кафтане и лице маркграфини виднелась кровь, кольчуга в нескольких местах порвалась. Помятый шлем она держала в руках.

— Владычица наша! Я стара для такого. Никаких больше детей и никаких сражений! Это мужчина может сражаться, даже если его волосы покрылись серебром. А у меня болит каждая косточка. Пусть этим занимаются мужья дочерей!

На холме, где держали оборону «львы», молодая «орлица» рыдала над телом одного из убитых. Росвита не знала, что ответить Джудит. Ей не раз приходилось видеть мертвых, но не такое множество, как здесь…

— Битва была трудной, — наконец промолвила она,

— Которая из них? Та, что произошла там, или та, которая развернулась незадолго до вашего приезда?

— О чем вы, госпожа?

— О споре Генриха с герцогиней Лютгардой.

Росвита плохо знала Люттарду, та редко появлялась при дворе. Но слышала, что герцогиня унаследовала твердый характер от прапрабабки, королевы Конрадины, женщины, славившейся любовью к спорам не меньше, чем любвеобильностью.

— Из-за чего?

Разглядывая свои ладони, Джудит увидела под ногтем сгусток крови и подозвала служанку. Пока та мыла ей руки, маркграфиня рассказывала:

— Лютгарда была рядом с Вилламом, когда шел бой с личной охраной Сабелы. Они храбро сражались…

— Лютгарда и Виллам?

Джудит иронично улыбнулась:

— Они тоже. Но я говорила про телохранителей герцогини. Многие погибли, погиб и герцог Родульф.

— Герцог Родульф? Это печально.

— Как и всю свою жизнь, он сражался за Варре. Именно за Варре, а не за Сабелу. Увы, он никак не мог смириться с королем-вендийцем…

— Возможно, его наследники будут разумнее.

— Возможно, — с сомнением в голосе отозвалась Джудит.

— Виллам ранен? — продолжила Росвита. Ей начинало казаться, что Джудит играет с ней, не желая говорить откровенно.

— Увы, да.

Если маркграфиня и была расстроена, то вида не выказывала. Росвита никогда не любила Джудит. Та всю жизнь была верна сначала Арнульфу, а потом и Генриху. Но короли никогда не решались ею помыкать, ибо маркграфиня отличалась независимой и могущественной волей.

— А поскольку Виллама ранили, Лютгарда забрала Сабелу к себе.

Это многое объясняло.

— Короля, полагаю, это не обрадовало?

— Не обрадовало — об этом и спорили. Генрих потребовал, чтобы Лютгарда отдала пленницу ему. А та сказала, что не сделает этого, пока он не успокоится и вновь не сможет мыслить здраво.

— Так говорить, конечно, не следовало, — проговорила Росвита. — Надо было подыскать слова повежливее.

— Вежливость существует для придворных и советников, а не для королей. Тем более что Лютгарда никогда не отличалась тонкостью. А знаете ли вы, что погиб сын Бурхарда?