Кристофер Сташеф - Леди ведьма

Конечно, мы всегда вместе и радуемся обществу друг друга.

Хотя, после нашего пребывания в Тир Члизе, он очень изменился, причем в худшую сторону.

— Да-да, я помню, — сказала Корделия. — Его характер…

Гвен кивнула:

— Но мы все так же любили друг друга. А еще безумие, в которое он впал, съев каштан из ведьмина мха, и приступы случаются до сих пор — все это были горькие испытания. Но, поверь мне, когда мы повстречались, он был очень хорошим человеком!

— Вот уж, действительно, тяжелая ноша, — пробормотала Корделия.

— Нелегкая. Хотя в детстве эльфы предупреждали меня, что такое время от времени случается и с лучшими из мужчин… и женщин тоже, дочь моя. Мы люди, не забывай об этом!

— Эти испытания ты вынесла. — Корделия села рядом с матерью и взяла ее за руку. — А было такое, чего ты вынести не могла?

— Его неизменная убежденность, что он для меня недостаточно хорош. Нет, молчи, не спорь со мной! Это так, и если подумаешь, то сама поймешь. Это испытание, которому нет конца — мне непрерывно приходится укреплять его самооценку, поддерживать, а иначе он оставит меня, устыженный своей слабостью, отсутствием таланта и собственным уродством.

— Но ведь все это чепуха! — горячо возразила Корделия. — Он даже сейчас хорош собой, а в молодости, не сомневаюсь, был просто красавцем! Да, черты у него грубые, но все равно красивые! А благодаря его талантам эта земля удерживается между тиранией и беззаконием, хотя здесь ты ему очень помогаешь…

— Помогаю, — согласилась Гвен, — хотя сама по себе ни за что не взвалила бы на себя эту ношу, оставив управление королеве, а она бы за мной не послала, ибо почти не знала меня. Да и слишком я была взрослой, чтобы чувствовать себя легко на Королевском Ковене… Нет, именно твой отец вверил мне заботы об управлении, и только благодаря его стратегии Екатерина и Туан удерживают свои троны. Он поразительно сильный человек, моя дорогая, но сам в это не верит. — Гвен пожала плечами. — Он уверен, что всем своим успехам целиком или большей частью обязан счастливому случаю, а самому ему лишь удалось примирить тех, кто на самом деле справился с множившимися напастями. Погруженный в свои проекты, он недостаточно верит в себя. В этом самое горестное мое испытание, оно длится и длится непрерывно, и конца ему не видать. Но любовь Рода, его забота и нежность по меньшей мере уравновешивают то, что дала ему я.

На мгновение Корделия задумалась: а что бы мог рассказать отец об испытаниях, выпавших ему за долгую жизнь с матерью.

Но беглая мысль только коснулась ее сознания; очень уж далеко все это было от ее собственных переживаний.

— Но такие жертвы нужно приносить только одному, мама.

Как же мне выбрать? И сколько горя я причиню им обоим, если выбор мой будет ошибочным?

Гвен вздохнула.

— Это наш семейный недуг — чрезмерная серьезность, чрезмерная озабоченность о благе других. Нет, такова наша судьба, моя и твоего отца: брать на свои плечи чужую ношу, причем не одного или нескольких, а всех, живущих на Грамарие. Но мне кажется, именно это и делает нас подлинной знатью — чувство ответственности за других.

Корделия глубоко задумалась.

— Мама, если бы я не знала, что ты говоришь о нас, Гэллоугласах, то подумала, что речь идет об Алене. — Она резко вскинула голову. — Я такая же скучная, как он?

Гвен рассмеялась чуть слышно.

— Вот уж нет, моя дорогая! Твое настроение меняется как солнечный свет под бегущими облаками. Только начинаешь думать, что ты серьезна, а ты уже весела и смеешься. Нет, ты всегда была игривой и обладала чувством юмора, которого начисто лишен Ален. Твой взрывной темперамент наилучшим образом компенсирует его бесстрастность, и это одна из причин, по которым вы отлично подходите друг другу.

— Подходим? — Корделия уставилась в глаза матери. — Так нам следует пожениться?

— О нет, нет! — отмахнулась Гвен. — То, что вы друг другу подходите и способны вместе нести тяготы жизни, вовсе не означает, что вам следует пожениться. Только любовь решает все. Если ты любишь его, а он любит тебя, выходи за него замуж. Если он не любит, стань ему другом, стань одной из опор, на которых покоится его королевство, но не женой. Что может заставить тебя идти под венец? Только любовь, моя дорогая, только любовь.

Корделия покраснела.

— Возможно, любовь заставляет меня выйти замуж за кого-то другого, мама.

— Если возможно, значит, это не любовь, — отрезала Гвен.

— Но ведь я люблю их? — воскликнула Корделия. — И кого, одного или обоих?

— Так радуйся! Двое мужчин жаждут тебя, оба разожгли в тебе пламя, причем один из них мошенник, а другой принц во всех смыслах этого слова. Каков же твой выбор, дочь моя?

— Но как я могу быть уверена в любом из них? — закричала Корделия. — Я же видела, как смотрят они на эту… эту кошку, на Далилу. Не знаю, как мне удалось сравниться с ней в красоте, но, кажется, прошедшим вечером это случилось. И все же мне никогда не стать такой соблазнительной! Разве могу я быть уверена, что любой из них останется мне верным, а не предпочтет меня такой, как она? Дарует ли истинная любовь истинную защиту? И кто из них моя истинная любовь?

— Ох, — медленно кивнула Гвен, и глаза ее заблестели. — Если пока ты не знаешь, дочь моя, тебе не следует отвечать согласием ни тому, ни другому.

— Согласием на что? — осторожно поинтересовалась Корделия.

— Ни на что! Тебе не следует соглашаться ни на единое их предложение! — сурово ответила Гвен. — До тех пор, пока всем сердцем твоим, всей душой и всем телом ты не возжаждешь ответить согласием, прежде чем о том помыслят губы твои и язык.

— Но откуда мне знать, когда это случится?

— Узнаешь, дочь моя, — заверила ее Гвен. — Поверь мне, узнаешь. А если нужен тебе ориентир, то вот он: когда ты спрашиваешь себя — люблю ли я его? — значит, не любишь.

Когда любишь, то не испытываешь и тени сомнения. А здесь нет места сомнениям. Да, если ты любишь, то уверена в этом, — и больше мне сказать нечего.

— Правда, мамочка? — жалобно пролепетала Корделия, и на мгновение Гвен снова увидела перед собой пятилетнюю девочку, цепляющуюся за мамину юбку. Она улыбнулась и крепко обняла свое чадо. — Для меня это правда, дочь моя, не было и нет большей правды! Я не могу говорить о других, только о себе самой. Если это любовь, ты узнаешь. Не будет места вопросу:

«Люблю ли я?» Нет, внутренний голос сразу скажет: «Так вот она, любовь!»

— А если я люблю двоих? — все так же жалобно настаивала Корделия. — А если двое любят меня?

— Жди, — посоветовала Гвен. — Жди, пока сердце твое не выберет одного и только одного, ибо второй — лжец. Подожди, дочка, просто подожди.

В гостиной своих покоев главный агент Финистер, по-прежнему в облике леди Далилы, нетерпеливо мерила шагами пол.