Кэролайн Черри - Эльфийский Камень Сна

Вот он Элд. Он ощущал его, глядя на завороженный берег реки.

«А теперь даруй мне удачу», — подумал он, вспоминая о той, что и его благословила. Он держал ее образ перед своим мысленным взором — «О, Ши, ты обещала».

Он нашел брод, сам по себе опасный в темноте, к тому же давно не использовавшийся никем: река могла изменить свое русло, вымыть ямы, в которые могли рухнуть и лошадь и седок, могла намыть топкие пески на место прочного дна. Он спешился и для надежности повел лошадь за собой, по грудь погрузившись в медленные воды Керберна.

Лошадь пошла за ним. И мимо самых его бедер скользнула тварь, большая, живая и жуткая. Он не выпустил поводьев и, споткнувшись, устоял в воде, и плеск реки изменился, превратившись в легкий смех. Берег расплылся перед его глазами. И снова что-то коснулось его ног, талии, и мягкие руки потянулись вверх, обнимая его доспехи.

Он кинулся к отмели, упал на колени, потянув лошадь за собой, потом, поднявшись на ноги, поспешил сквозь камыши по вязкой засасывающей тине, ломая опавшие мертвые сучья.

Лошадь шарахалась туда и сюда, но он поставил ногу в стремя, и невзирая на тяжесть металла, она тут же пустилась вскачь. Закинув голову, она в ужасе неслась вперед, и он с трудом удерживал ее поводьями, ибо его хлестали ветви по лицу: они скакали вслепую и наугад.

Он придержал лошадь, и она, вздрагивая, перешла на шаг. Он тоже дрожал, промокший насквозь, вспоминая ту тварь, что прикасалась к нему.

«Эквиски» — называл ее Киран. Речная лошадь. Водяной. То, чем пугают детей. Его охватил такой страх, какого он никогда не испытывал в битве — то и дело до него доносился цокот копыт, словно скакала лошадь там, где ни одна лошадь не могла проскакать, и грохот этой скачки то нарастал, то затихал, то с одной стороны тропы, то с другой на дороге, которая шла вдоль Элда в его собственные земли.

— Смилуйся, — шептал он в пустоту. — Мы — мирные соседи.

Так он держал себя в руках, даже когда из чащобы на него уставились два глаза, красные, как раскаленные угли. Это было опасно — он знал это, но тварь миновала его, и лишь лошадь вздрогнула и захрапела, почуяв неведомое присутствие.

— Пука, — промолвил он, — я не боюсь тебя. Мне дозволено ехать здесь, и тебе не остановить меня.

Глаза потухли, и лишь цокот копыт преследовал его.

Утро тихо настало в Кер Донне — стояла глубокая тишина. Донал медленно просыпался, сначала не понимая, где он, оглядывая деревянные стены и не находя ни камней Кер Велла, ни покачивающегося седла под собой — лишь неподвижная постель, гораздо более мягкая, чем у него дома, и яркий солнечный свет, льющийся сквозь прорезь окна.

«День», — подумал он, устыдившись и вспомнив, что окончательно заснул перед самым рассветом. Он уже просыпался с первыми лучами солнца, но тело его было так тяжело, а вокруг стояла такая тишина, что он решил, что даже слуги еще не поднимались. «Еще немного», — подумал он и закрыл глаза, устраиваясь в теплом гнездышке пуховика под одеялами. И он снова заснул после всех своих тревог, после прислушивания к звукам, которых не было в помине, после кошмаров в бесконечном пути по ущелью, так что ему казалось, что постель мерно покачивается под ним, после фантазий об опасностях, подстерегающих его здесь, в лабиринтах замка, захлопнувшего свои ворота, чтобы поглотить его.

«Стоит им захотеть, — думал он в одиночестве ночью, — и я исчезну с лица земли, и я, и все, кто приехал со мной. „Ты разве кого-нибудь посылал? — спросит Донкад у его господина. — Никто не добрался до меня“.

Или он может и вовсе промолчать, как молчал он нее эти годы. Тишина поглотит их, и лишь стены запечатлят в своей памяти их образ.

«Все это глупости», — наконец заключил он, когда свет уже забрезжил в окне. Теперь они заметят по моим глазам, что я не спал, и что я им отвечу?» И глаза его закрылись. Веки так отяжелели, словно на них навалилась вся усталость предыдущих дней.

И все же в нем росло неведомое беспокойство. В замке все еще царила тишина, а пора было уже начаться какой-то жизни. Может, он неправильно определил время в момент своего первого пробуждения.

«Видишь, господин, — скажут потом слуги, — он все еще в постели в такой час». А может, Донкад и сам уже возмущен неучтивостью гостя.

В голове у него прояснилось — пора было приниматься за дело. Он откинул одеяла и подставил тело прохладному горному воздуху, терпеливо снося холод и все больше просыпаясь. Он выглянул в узкое окно и окинул взглядом простиравшиеся Бурые холмы, суровые, каменистые, так и оставшиеся невозделанными.

Как этот пейзаж отличался от Кер Велла, окруженного полями и лесами, пастбищами, покрытыми цветами. Бурым холмам очень подходило их название — пустынная местность, пригодная лишь для овец. Даже воздух здесь был иным, и ветер не приносил запах растительности. У подножия скал тек ручей, но до Донала не долетало его журчание; ни плеска воды, ни порывов ветра, всегда наполнявших Кер Велл, здесь не было слышно. Холмы бы9 ли покрыты камнями и колючим кустарником, и, похоже, в это время года никаких цветов здесь не цвело.

Он вздрогнул и, отвернувшись от окна, принялся искать свою одежду — из более тонкой шерсти, которую он захватил в надежде на более радушный прием.

Одевшись же и оставив все оружие, за исключением кинжала, пригодного за трапезой для резки мяса, он подошел к двери и открыл ее.

На скамье по соседству спал узколицый хрупкий паж, который встрепенулся на шум и вскочил.

— Господин, — промолвил он.

— Я слишком долго спал, — откликнулся Донал. — И нет, я не господин. Но где твой господин нынче утром и примет ли он меня?

— О, он на охоте. В округе волк задрал несколько овец, и мой господин с людьми отправились на его поиски.

— А-а, — промолвил Донал уязвленно. — Так я пройду в зал и подожду его там?

— Ждать придется долго.

— А завтрак?

— Ах да, завтрак, конечно, завтрак.

— А люди, приехавшие со мной — где они нынче утром?

— О, мой господин — он пригласил их к завтраку в зал и взял с собой на охоту. Они решили не будить тебя. «Оставайся здесь, — сказал мне мой господин, — и проследи, чтоб он был всем доволен».

Донал нахмурился, и снова в него закрался страх — не может такого быть, чтобы Бок без разрешения оставил его. Может, они надеялись таким образом завоевать расположение Донна и загладить его позорно поздний сон, или Донкад упрямо настоял на своем, и тысячи других причин могли заставить их сделать это, но даже на мгновение он не мог себе представить, чтобы такие люди, как Бок и Кайт и Дули, могли самовольно покинуть его.

— Ну что ж, я позавтракаю в зале, — промолвил Донал.

— Следуй за мной, господин.

Мальчик двинулся вперед, и он пошел следом — по гулким залам с деревянными полами, по деревянным лестницам, вдоль деревянных стен, мимо развешанных тут и там оленьих рогов, изысканно украшенных свечами, сейчас потушенными, ибо в окна проникал солнечный свет.