Кэролайн Черри - Эльфийский Камень Сна

— Все это немыслимо.

— И все же правда, господин Донал. Эвальд был в расцвете лет, когда вдруг умер, не прожив ему отпущенного срока.

— Мой господин любил его. Эвальд ему был ближе, чем вся его кровная родня.

— Но Эвальда постигла безвременная смерть, не так ли?

— Все люди смертны, господин. И никто из нас не знает собственного срока.

— И все же за закрытыми дверями была та встреча: и заключались сделки и строились планы, какая участь суждена остальным. Ни у кого нет земель его богаче и более здорового скота и лошадей — и это он-то, двоюродный брат короля по жене. О да, все люди смертны. И удача может обходить их стороной. Но он заключил сделку с Ши, чтобы получить все, что он имеет. Я знаю это. Все противно законам естества в его владениях. А теперь он метит выше — о, я не сомневаюсь, теперь он хочет победить меня. Король слабеет… боюсь, не протянет и до лета. И теперь в Кер Велле свершается новый сговор. Ты был там. Ты знаешь, что там говорилось и к чему они пришли.

— Ши предупреждала его об опасности.

— Не сомневаюсь, что она говорила обо мне. И теперь он говорит: «Приди ко мне и будь мне братом и помоги мне сбросить короля…»

— Он служил королю лучше, чем король служил ему. И первая забота господина была всегда о короле, о Лаоклане. Ши говорила об опасности, о тени, нависшей над нами, и потому мой господин послал к тебе…

— Чтоб я ему поверил.

— Он любит тебя. Дважды он отправлял гонцов к вашему отцу. Теперь — к тебе.

— Когда-то в этом зале было больше радости, он был полон моей родни. Их кости лежат у стен Кер Велла.

— Они сами предпочли быть там, отправившись вслед за королем. Как ты. Как Эвальд. Как мой господин. А без него…

— И его союзников Ши.

— Он выиграл битву для вас; и если погибли его двоюродные братья, неужто ты думаешь, он не оплакивает их? Что ж, там погибли многие. Мой дядя и мои двоюродные братья. Нет никого в Кер Велле, кто не потерял бы в том сражении родню. Ты не один такой, господин Донна.

— А он все богатеет. Он и его союзники. А теперь он шлет ко мне гонца, надеясь получить еще больше, чем имеет. Мне надо знать, что было сказано той ночью.

— Ничего, имеющего отношение к тебе. Много дельных слов. И нежных чувств.

— К Ши.

— Господин, если говорят правду, то кровь Ши в нем со стороны твоего отца, господин. Я не понимаю, за что ты ненавидишь его.

Вена вздулась на виске Донкада, а ноздри побелели.

— Мы знакомы друг с другом. И я владею зрением. Какую сделку он заключил?

— Речь не шла о сделке.

— И что он носит при себе? О, я и сам знаю. Я много чего знаю.

— Кроме правды. Ты все это узнал от своих соглядатаев? Он послал нас сюда с открытым сердцем. Он желает тебе лишь одного — добра.

— Эта встреча… этот приход…

— Эта встреча. Ты слишком пуглив, господин. На ней не было заключено никаких сделок. — «Снова он об этом, — подумал Донал. — И слова исчерпаны». Он повернулся, чтобы прикинуть расстояние между собой и дверью — из пятерых, охранявших ее, одно лицо ему показалось знакомым — коротышка ухмыльнулся при виде его и расплылся в безобразной улыбке.

— Вот оно что, — сказал Донал, чувствуя, как почва уходит у него из-под ног. — Калли. А мы-то волновались, куда ты делся, — и добавил громче, не отрывая глаз от Калли: — Господин, а знаешь ли ты, что держишь у себя воров? Или ты их вскармливаешь?

Руки метнулись к мечам, и клинки блеснули в лучах солнца.

— Живым, — раздалось сзади. — Взять его живым.

— Калли! — воскликнул Донал и, легко выхватив кинжал, метнулся вперед — Ризи научил его — вонзив по рукоять его в брюхо Калли. Не останавливаясь, он нырнул, подхватил упавший меч Калли и бросился бежать, чувствуя, как в спину вонзилось острие оружия и чужие руки хватают его за одежду. Он развернулся в коридоре и сделал выпад против наступавших из-за двери, и побежал. Он ощущал раны в спине, в боку, там, где его достал чей-то клинок. С яростными воплями весь замок грохоча бросился за ним следом: преследователи были повсюду — наступали сзади, бежали снизу по лестнице, которая ему была нужна.

Он бросился к свету — к окну, через которое струилось солнце в темный коридор: он знал, что находится на вершине замка, но такая смерть была быстрее и легче. И он кинулся ей навстречу, когда на него набросились. Чьи-то руки пытались ухватить его за одежду. Залитые светом холмы ослепили его на мгновение. Он оттолкнулся от подоконника и полетел, чувствуя, как чистый ветер подхватил его.

Ветви вонзились в него, как клинки.

Он ухватился за них, пытаясь удержаться, и снова полетел вниз со скалы, поросшей кустарником — один удар, другой, и в глазах его померкло.

До него донесся лай собак с заливистыми всхлипами и звуки голосов. Он был на скале, а до дна ущелья не долетел.

— Обойдите, — закричал кто-то, — обойдите со стороны холма. Если его нет внизу, значит, он свалился на тот заросший кустами уступ.

— Туда долго лезть.

— Пустите собак, болваны, и побыстрей.

Он протягивал руки, как младенец, неустанно продолжая ползти, и это движение облегчало одну боль и приносило другую — глубокие ссадины на теле — сначала под ним был кустарник, потом — гладкий горячий камень, и вкус крови на губах, и приступ нестерпимой боли, пронзившей его до корней зубов, до самой сердцевины чрева. «Кости сломаны», — подумал он, расслышав собак, и продолжал ползти. Сознание к нему вернулось, и он различил топорщившуюся листву и свет на камнях и резную тень листьев. Боли он уже не ощущал. Все превратилось в одну сплошную рану, он встал на распухшее колено и, спотыкаясь, поднялся на ноги. Он стоял, держась за искореженную ногу, и смертельная глубина ущелья, покачиваясь, плыла перед его взором; освещенные солнцем камни манили и не пугали, но он отшатнулся назад, сделал шаг, другой, ибо он еще видел холмы и небо, и направился к ним.

«Там собаки», — подумал он. Он не мог вспомнить, где он находится и как он здесь оказался; потом до него донесся разговор двоих, охотившихся на него, и он понял, что пришел сюда умирать. Он вспомнил деревянные коридоры, вдруг оборвавшиеся этим кошмаром, потом он ударился головой и упал. И тут были колючие ветви — он все еще ощущал боль уколов, когда они впивались в его тело; он утер залитое кровью лицо и, поднеся руку к глазам, уставился на нее.

«Донн», — подумал он затем, и память к нему вернулась: эти странные холмы, которые он узнавал, были холмами Донна. Он ощутил всю тяжесть нависшего над ним замка и увидел себя, карабкающегося по краю у всех на виду. Впереди уступ кончался — еще одно падение — и мужество оставило его. Там были деревья, там была надежда, пусть на мгновение, но это мгновение включало всю оставшуюся жизнь. С той стороны холма, из-за спины, к нему уж поднимался человек; и то был лишь один из слуг Донкада, которые, рассеявшись, ищут его по всем холмам.