Курт Бенджамин - Принц снов

Молодой конюх расплылся в улыбке.

— Да, господин! — коротко согласился он и, поклонившись, побежал к конюшне.

Льешо с огромным удовольствием оставил бы обоих молодых людей прямо здесь, его радовало, что они хотя бы на некоторое время избавляются от Харлола. Сам собой вставал вопрос: почему же все-таки император не выгнал человека, пытавшегося его убить?

И тут Шу направил гнев в странное русло: с головы напавшего ташека он перенес его на Льешо.

— Я вполне способен сам защитить своих гостей от всяких выскочек!

В голосе Шу звучал ледяной холод. Льешо сумел расслышать тот самый скрытый упрек, который, окажись он высказанным вслух, тут же разрушил бы инкогнито обоих. Адара могли бы защитить и другие. Он представлял для Фибии слишком большую ценность, чтобы рисковать его жизнью в уличной драке.

— Мой дорогой господин. — Юноша поклонился чрезвычайно формально, как и должен был поклониться купцу тот, кто обучен хорошим манерам, — без особого уважения, но соблюдая все приличия. — Не забудьте, пожалуйста, что жизнь ваша стоит куда дороже, чем те телохранители, которые получают зарплату за вашу защиту. Давайте выполнять свою работу, поскольку репутация нуждается в том, чтобы ее постоянно поддерживали.

Шу увидел в глазах юноши страх — он боялся потерять императора Шана в глупой площадной схватке.

— Не так уж был силен противник, — с улыбкой оправдался он, хотя все-таки пообещал: — Твоим советом я обязательно воспользуюсь в будущем.

Толпа рассеялась, не обращая больше внимания ни на купца, ни на его молодого охранника. Никто, разумеется, не заметил, как сузились глаза старшего из собеседников, когда он очень тихо — так, чтобы никто из посторонних не услышал, — добавил:

— Если бы ты вступил с ним в борьбу, непременно погиб бы. Этого я позволить никак не мог.

Действительно, погонщик-ташек оказался очень сильным бойцом.

— Все равно рано или поздно вам придется позволить мне жить своим умом — или умереть, — дерзко возразил Льешо.

Оба прекрасно понимали, что так оно и есть, однако Шу не мог скрыть нежелания признать очевидное. Льешо кивнул, показывая, что понимает сомнения императора.

— Именно такие чувства испытываю и я, когда вы совершаете что-нибудь безрассудное, например, принимаете смертельный вызов чересчур горячего погонщика.

Резко вскинув руку — жест этот вполне соответствовал искренности спора, — юноша повернулся и пошел прочь.

Каким образом можно переправить двух свергнутых иностранных принцев через неспокойную империю по вражеской территории в самое сердце их униженной родины?

Именно такой вопрос без конца задавал себе Льешо.

И еще: неужели возможно провезти этих принцев мимо тех людей, которые заплатили бы любую цену только за то, чтобы увидеть их в плену, а еще лучше — мертвыми?

Император Шу решил, что для этого надо устроить спектакль, представившись богатым, страдающим чрезмерным самомнением купцом. Ну а принцев просто-напросто включить в собственный и без того эксцентричный караван.

Император обладал великим тактическим искусством в битве; равное мастерство он проявил и в шпионском деле. Шу пользовался благорасположением смертных богов. Сьен Ма, богиня войны, охраняла империю непосредственно с его трона. Чи-Чу, сам лукавый бог, сопровождал его в дальней дороге. И все же Льешо всерьез сомневался в стратегических способностях Шу. Нынешний план мог понравиться только лукавому богу; сам Льешо мучился ощущением, что постоянно носит на спине одну из тех мишеней, на которых госпожа Сьен Ма тренирует своих лучников.

Впрочем, необходимо было признать, что до сих пор план работал вполне успешно. Песнями и гимнами Шу зарекомендовал себя ярым сторонником религии Гансау, а потому никто особенно не удивился, когда он принял вызов погонщика принять участие в ритуальном танце с мечами. Даже среди представителей народности ташеков совсем не многие обладали достаточным мастерством и сумели по достоинству оценить, как плавно перешел Шу от молитвенного ритуала к боевому поединку, на который его спровоцировал Харлол.

Провокация, разумеется, оказалась совсем не случайной. Ни один простой погонщик, нанявшийся на работу к скромному купцу, не имел бы возможности достичь подобного боевого мастерства. Харлол, несомненно, владел искусствами и воина, и шпиона. А тот, кто заплатил молодому погонщику за убийство или по крайней мере серьезное ранение императора Шана, теперь наверняка настороженно ожидал реакции монарха на попытку покушения.

Попутчики, соседи по каравану, готовили верблюдов к следующему этапу пути с равным, пусть и немного более отвлеченным любопытством. Каким будет следующий шаг негоцианта из Гуинмера? Впрочем, Шу не заставил их долго мучиться сомнениями. Кивнув карлику-музыканту, он запел. Живой, жизнерадостный напев рассказал новую сказку — о том, как бродяга из Гансау вызвал на танец мечей правоверного из Гуинмера. Припев дружно подхватили все участники каравана, и гимн звучал подобно застольной песне, а все волнения насчет вендетты прямо в пути меркли сами собой. Казалось вполне естественным, что группа, движущаяся чуть впереди, в ответ на гимн исполнила длинную залихватскую песню о подвигах лукавого бога. Запевал в этой песне Льешо, а карлик ударом тарелок возвещал наступление припева.

К тому моменту, как история достигла конца и уже прозвучал рассказ и об украденных финиках, и о джинне по имени Свин, который угощал лукавого бога гнилыми фруктами, у верблюдов кончилось терпение, и к лихому пению расшалившихся путников они добавили свой нудный и печальный контрапункт. Смеялись даже гарны, хотя Льешо и не смог понять, то ли их развеселила песня, то ли они просто злорадствовали, слушая глупого купца из Гуинмера, затеявшего всю эту кутерьму. Многие сотни ли пути, к сожалению, сделали свое дело, и строгая, упорядоченная структура каравана начала расшатываться. Отношения собственности и найма начали сплошь и рядом перерастать в отношения чисто субъективные — как видимые, так и невидимые. Хмиши и Льинг курсировали туда-сюда вдоль линии верблюдов. Сотня животных состояла из ряда отдельных групп, внутри которых верблюды были связаны между собой — хвост предыдущего с носом следующего. Количество верблюдов в каждой из групп свидетельствовало о богатстве их хозяина: у Шу — двенадцать, их вел ташек по имени Кагар; в самом конце двадцать пять принадлежали гарнам; в середине — еще чьих-то пятнадцать; а пятьдесят с чем-то в голове каравана были собственностью богатого купца из провинции Тысячи Озер.

По словам Хмиши, ехавшие в самом конце гарны постоянно оглядывались, однако, судя по всему, они просто нервничали. Возможно, опасались, что император раскается в той милости, которую оказал торговцам, не замешанным в налете на имперскую столицу мастера Марко, а раскаявшись, пошлет погоню, чтобы убить их. Но могло ведь оказаться и так, что они ожидали подкрепления, дабы напасть на соседей по каравану. Хмиши не мог точно определить, какая из версий более вероятна.