Курт Бенджамин - Принц снов

— Прошу прощения.

Льешо опустил меч и смиренно поклонился, пытаясь скрыть замешательство. Да, он и правда отвлекся, и вооруженная мечом рука начала действовать самостоятельно, следуя не строгим законам боевого искусства, а опыту, полученному в битвах с врагами. Разум перестал контролировать движения, и тело оказалось предоставлено самому себе.

— Принимаю.

Слуга не проявил любопытства и не спросил, где именно Льешо обрел столь отточенные рефлексы. Зато он протянул бутылку с водой и сообщил последние новости:

— Ты слышал, что рассказывали купцы из Гарнии? — Голос звучал подчеркнуто равнодушно, словно Сенто пересказывал сплетню. — Они утверждают, что у гарнов есть союзник, всесильный волшебник, разыскивающий одного затерявшегося в пустыне маленького мальчика. Некоторые еще добавляют, что под его ногами горит земля, а другие утверждают, что один лишь взгляд на него сулит смерть.

Сенто с сомнением пожал плечами, словно ничуть не веря в страшные сказки. Разумеется, служа Шу, он не мог не знать наверняка, что это за волшебник, а потому следующее его утверждение имело более глубокий смысл, чем тот, который лежал на поверхности:

— Что бы ни скрывалось за этими рассказами, гарнов в нашем караване оно пугает не меньше, чем их спутников.

Получалось, что гарны-купцы не относились к последователям мастера Марко.

— За подобными историями всегда скрывается что-то серьезное, — согласился Льешо.

Сенто лишь подтвердил то, о чем его предупреждали собственные сны: сторонники мастера Марко не оставили попыток разыскать младшего из принцев.

— Всегда, — согласился Сенто и пошел разыскивать свой костер.

Итак, волшебник все еще здесь. А тот факт, что купцы из Гарнии боятся его, сам по себе еще ни о чем не говорит. Налетчикам, которые разорили Фибию, вообще не требовались помощь и руководство мага: запаха легкой добычи было вполне достаточно.

— Что новенького?

Вытирая со лба пот, подошла Льинг, только что закончившая тренировочный бой. Одной рукой она держала меч и продолжала рассеянно и лениво описывать им в воздухе круги. Другой взяла бутылку с водой, чтобы утолить жажду. Напившись, тыльной стороной ладони вытерла губы и передала бутылку Хмиши — он тоже только что закончил тренировку и едва дышал.

— Те гарны, что идут в конце каравана, очень недовольны своим местом.

— Слышал, — кивнул Хмиши.

Пробираясь между спящими и просто отдыхающими путниками, молодые люди пытались решить, насколько можно верить тому, что гарны говорят во всеуслышание. Льинг наконец приняла решение, с которым согласились товарищи:

— Они имеют собственные веские причины находиться именно там, где находятся. Мне почему-то кажется, что Бор-ка-мар ожидает их нападения еще до того, как мы придем в Гуинмер.

— Интересно, они действуют заодно с ташеками или самостоятельно? — поинтересовался Хмиши. — Вот это хорошо было бы знать наверняка.

Кочевники из пустыни Гансау оказались рассеянными по всему каравану, и это наводило на мысль, что они готовят нападение независимо от гарнов. Харлолу Льешо не доверял и до того, как тот напал на императора Шу. Правда, Кагар, заменивший раненого родственника, еще ни разу не поднял меч — пока, работу же свою выполнял с угрюмой целеустремленностью человека, мечтавшего о другой, лучшей доле.

— Похоже, у этого человека были какие-то собственные планы, а Харлол их спутал своей опрометчивостью, — так Льешо объяснил настроение и поведение конюха. — А сейчас он пытается вписаться в ситуацию.

— Я почему-то ему совсем не доверяю. — Хмиши задумчиво провел пальцем по острию фибского клинка. — А еще не доверяю карлику-музыканту.

Льинг не упустила случая уколоть:

— Ты не доверяешь никому, кто рядом с Льешо.

Хмиши потупил взгляд, ему не понравилось, что его мысли так легко читают. Впрочем, он вовсе не стыдился собственной преданности юному принцу. Льинг чувствовала примерно то же самое: оба готовы были в случае необходимости защитить подопечного и ценой собственной жизни, и даже ценой собственной репутации.

Простые, товарищеские отношения телохранителей напомнили Льешо о прежних днях, о жизни на Жемчужном острове. Однако тогда он тоже входил в их круг. Сейчас же Льешо превратился в тщательно охраняемую драгоценность и оказался за чертой. Это было неприятно и отзывалось в сердце болью. Но обидеть друзей признанием этой боли не хотелось, а потому на прощание Льешо лишь пожелал парочке найти для ночлега канавку поуже и, улыбнувшись, отправился спать.

— Сыграй же что-нибудь, Собачьи Уши, пожалуйста, а то я сейчас засну и вывалюсь из седла!

Льешо устроился поудобнее и натянул на глаза сетку, чтобы защититься от пыли и яркого солнца. Чем дальше на юг продвигайся караван, тем жарче и суше становился климат. Пейзаж был однообразным: ни деревьев, ни кустов; лишь островки пыльной травы, да и те настолько редкие, что Льешо даже начал развлекаться, считая их. Ничего, кроме бледного от пыли неба сверху и коричневой грязи внизу. Жизнь в условиях каравана по трудности и количеству лишений не уступает военной; нет в ней только постоянного ужаса. Нет, по ужасу и страху он вовсе не соскучился, однако от вынужденного безделья был уже готов почти на все, даже на песни и игру карлика. Но оказалось, что музыкант крепко спит, так что в ответ на просьбу Льешо прозвучал лишь мощный храп.

Юноша настолько погрузился в мысленные жалобы на жизнь, что едва не пропустил чуть заметное изменение в походке лошади. Да, копыта стучат по камням.

— Собачьи Уши! Проснись! Приехали!

— Что? В чем дело?

Голова карлика резко дернулась на хилой шее, и с минуту он бестолково озирался по сторонам, не понимая, что произошло. Наконец, успокоившись, откинулся на спинку своего кресла.

— Уф! А мне уж почудилось, что на нас напали!

— Мы приехали! — повторил Льешо. — Ванна, кровать и горячая еда!

Караван наконец оказался на окраине Дарнэга.

— А! Ну, это совсем другое дело.

Карлик вытянулся, чтобы получше рассмотреть окрестности. Однако очень скоро его возбуждение перешло в презрение и недовольство.

Льешо молчаливо согласился с оценкой спутника. Разумеется, он и не мечтал увидеть такой же богатый и пышный город, как имперская столица Шан. Но ведь Дарнэг — столица провинции Гуинмер, а потому мог бы быть по крайней мере таким же красивым, как Фаршо. Городу, стоящему на караванном пути, надлежало выглядеть экзотичным и богатым и предлагать гостям хорошие гостиницы с мягкой постелью без клопов. Однако первое впечатление вовсе не оправдывало надежд.

По пыльной дороге сновали многочисленные повозки и телеги — они ввозили в город и вывозили из него самые разные товары. А вдоль дороги, словно пьяные, теснились кривые, покосившиеся глиняные хижины и полуразвалившиеся сараи. Завидев богатый караван, жители бросились к нему, хватаясь за тюки и вырывая из них все, что можно: медные лампы, оловянные котелки — все, что можно было вытащить или отрезать.