Чарльз де Линт - Зелёная мантия

«Боже мой, точь-в-точь идеология шестидесятников», — думала Френки. Но ведь она и есть шестидесятница. Шестидесятые годы вырастили её, наложив свой отпечаток на следующие полтора десятилетия. Такой она и останется. И будет жить дальше. Разберётся с Эрлом, разберётся с проклятым насильником и будет жить дальше. Пусть они сами — мертвецы в живом мире, она не позволит им и её сделать такой же, как они. Не поддастся им.

И все же, вглядываясь в тёмные углы спальни, Френки невольно задумывалась, где теперь человек из пикапа. Что творится у него в голове? Как это можно, взять и сотворить такое? Может, он раньше проезжал мимо её дома, видел её во дворе? Или приметил в Перте или в Ланарке и проследил до дому? Из какой дыры выползают такие люди?

Когда отпустила последняя схватка, она поднялась и подошла к окну. «Не позволю вам остаться победителями, выродки, — думала она. — Ни тебе, Эрл, ни тебе с твоим пикапом. Вот так. Я долго убегала, но больше мне бежать некуда. Так и запомните, если ещё раз сунетесь ко мне. Потому что если мир станет лучше без вас, значит, я готова его от вас избавить».

Впервые за много дней она почувствовала себя сильной. Стояла, ощущая под ногами прохладный пол, обхватив руками своё тело, и чувствовала, что она может справиться.

Вспомнилась дорога от дома, внезапное нападение, смерть человека, рана Тома Баннона, выстрелы… Странно, все это её не пугало. Быть может, ещё сказывался шок и все случившееся представало как будто размытым. Она думала об одном: как утром первым делом попросит у Тони пистолет. И чтобы он научил её им пользоваться. Как разбирать и собирать. Что надо делать, чтобы он всегда был в рабочем состоянии.

Оторвавшись наконец от окна и забравшись в постель, она уснула прежде, чем голова коснулась подушки.

— Брось, не переживай так, — сказала Лайза, сворачивая с шоссе. — Не деньги ты вложила в этого типа, в самом-то деле.

Шерри кивнула:

— Я понимаю. Но все равно бесит. С самого начала ведь нутром чувствовала: парень просто гнида.

— Ага, только вот у бедненькой гниды болит лапка, — подсказала Лайза. — В том-то и беда с тобой, Шерри. Стоит тебе увидеть, что кому-то больно, и ты размякаешь.

— Надо было мне стать ветеринаром. Животные хоть не кусают тебя в благодарность за помощь.

— Пожалуй. Эта Френки довольно милая, как тебе кажется? Вот что меня бесит — это как с ней обошлись. Зато парень, который за ней пришёл, — это другое дело.

— Ты всегда только об этом и думаешь, Лайза?

— С перерывами — но я стараюсь сократиться, правда. Раскурим косячок?

— Ещё бы! Лайза рассмеялась.

— Хотела бы я посмотреть на физиономию Хови, когда он поймёт, что обратно ему добираться пешочком.

Шерри улыбнулась:

— Надеюсь, он стопчет себе пятки.

К тому времени, как они добрались к домику Стива, травка сделала своё дело и обеим полегчало. В доме горел свет, но гостей не оказалось — только хозяин.

— Господи, — воскликнул Стив, когда они вошли, — где вас носит?

Подруги переглянулись и снова уставились на него.

— Что с тобой? — спросила Лайза.

— Со мной? Я вам скажу, что со мной! Эрл Шоу три раза уже звонил: спрашивал, куда подевался его дружок, вот что со мной! Куда вы его дели?

— Ему вздумалось покататься, — ответила Лайза, — а когда мы доехали, куда собирались, он решил остаться там. Ну и что?

— Слушай, ты не знаешь Эрла. Он настоящий псих. Если он узнает, что вы его надули, придётся плохо.

— Брось, Стив, — отозвалась Шерри. — Ну что он сделает — в суд на нас подаст? А если станет крутизну показывать, напустишь на него своих дружков-байкеров.

Стив покачал головой:

— Этот парень — убийца.

Шерри побледнела. Лайза потрепала подругу по плечу.

— Не пугайся, Шерри, я с ним поговорю. Стив, он оставил номер?

— У телефона. Слушай, Лайза, если ты надеешься на то, что ублажала его вчера, так это не поможет.

Лайза, уходя к телефону, бросила на него уничтожающий взгляд.

На первом повороте от дома Трежуров Ланса занесло, из-под колёс брызнули камни и грязь. Ещё немного, и грузовику бы конец, но шум мотора и тряска, от которой дребезжали все части разбитого пикапа, постепенно привели его в чувство. Ланс сбавил скорость и вывел машину в колею, но останавливаться и не подумал. Господи, она же полицию вызовет!

Он не выдержит. Арест, суд, и, главное, какими глазами ему смотреть теперь на Бренду? Что ей сказать? Вот что хуже всего. Потому что о содеянном он ничуть не жалел. Ему всегда этого хотелось: сцапать какую-нибудь чистенькую красотку и загнать ей. Да, милые. Кишка была тонка решиться на такое раньше — пока проклятая музыка не зацепила его. И как же это было здорово!

В первый раз он был хозяином положения. Жаль, времени не дали, а то бы эта красотка все для него сделала, лишь бы ублажить. Да, милые! Такие минуты искупают все время, отданное выклянчиванию пособий. Хотя исправить уже ничего нельзя. Никуда не денутся боль и обида на банк, отобравший у него дом и землю, а потом ему же сдавший все это в аренду. Ну, потешил он свои яйца — разве от этого денег прибудет? Разве легче станет выпрашивать у соседей хоть какую-нибудь работёнку? И все же, черт побери, хоть минуту он был хозяином положения. И это было здорово — хорошо бы ещё не попасться.

Сколько времени потребуется полиции, чтобы доехать до неё, выслушать рассказ и прийти за ним? Он притормозил, притиснул грузовичок к обочине. Господи, что он скажет Бренде? Она не бросила его, когда дела были плохи, когда горя было чертовски больше, чем радости. Но теперь точно уйдёт…

Ланс закрыл глаза и увидел испуганное бледное женское лицо, тело, белевшее под луной из-под разодранной одежды. Дочурка Трежура, совсем взрослая и к его услугам, только руку протяни. Если бы не подъехали эти…

Христос долбаный! Ну, если все равно придётся расплачиваться — может, вернуться? Если те уже уехали, а полиция не приставила к ней охрану — закончить начатое? Если только они не увезли её с собой. Черт, а узнала ли она его? Он-то её знал, но это ещё не значит, что и она его вспомнила. Матушка её увезла давным давно. Откуда ей помнить Ланса Максвелла? Может, она лежит сейчас в постельке, думает, все кончилось…

Он помотал головой, разгоняя туман. Надо же, как болит. И перед глазами кружатся картинки: та женщина и он сам. С ней было бы совсем не то что с Брендой. Нет, черт возьми! Эта — молоденькая, гладенькая, как оленюшка, а он бы уж поработал за матёрого оленя, да, милые!

Ланс разлепил веки и уставился в тёмное лобовое стекло. Что ж это он делает? Вернуться? Да там, Господи спаси, сейчас битком полиции — составляют словесный портрет, и как бы она не вспомнила имя. Ему ведь случалось работать на её старика.