Елизавета Дворецкая - Огненный волк

— Эй, Лобан! Раньше всех поднялся, видно, первое счастье себе ухватил? — весело кричали за тыном.

Заслышав голоса родовичей, Спорина с недоплетенной косой выбежала за ворота. Так и есть — отец идет от опушки, и в руках у него целая охапка березовых ветвей. Сначала Спорина удивилась и даже рассердилась — да дошел ли он, куда ходил? Нет, мешка и берестянки при нем больше не было, стало быть, дошел. Не под березой же оставил пироги, Ладе [110] Лада — богиня весеннего расцвета природы, покровительница любви и брака и берегиням [111] берегини— мифологические существа в виде птиц с девичьими лицами, приносящие весной росу на поля и способствующие урожаю на угощение! Богиня Лада уже не поможет. Она свое слово уже сказала, да только кануло оно, как золотое кольцо в черную прорубь.

Лобан вошел в ворота, и Спорина торопливо подалась ему навстречу. С белой зари, проводив отца в ельник, она мучилась тревогой и нетерпеньем. По напряженному взгляду отца она догадалась: и был, и говорил, и дело сделал. Но сейчас спросить не удавалось: сам Брезь был на дворе, с плеском умывался у бадейки, а Милава поливала ему из ковша.

— Вот славно, батюшка! — весело закричала она, увидев отца с охапкой березы. — К нам Ярило раньше всех пришел! Даже Бебричи и то вот-вот мимо нас пошли в березняк, а ты уж назад! Даже раньше Востреца! Что же ты нас не разбудил?

— А уж Востреца один заяц обгонит! — со смехом подхватил Брезь, вытирая мокрый лоб рукавом рубахи.

Милава сдернула с плеча вышитое полотенце и сунула ему в руки. Глядя на этого рослого, здорового, румяного парня, никому и в голову бы не пришло, что ему нужна помощь ведуньи.

Милава потянулась к охапке ветвей в руках Лобана, но отец поспешно отстранился.

— Сам, сам разложу! — сказал он, видя удивление на лице младшей дочери. — А ты беги собирайся, а то от сестер отстанешь!

— Беги, беги! — подхватила Спорина, торопясь избавиться от Милавы. — Негоже отстать — в первую-то весну! Так и замуж идти отстанешь!

— А ты сестру не погоняй — сама сперва выйди! — вступился за Милаву Брезь.

— Да ну тебя! — с неожиданной злобой огрызнулась Спорина. — С тобой выйдешь!

И она бросилась в избу, куда ушел Лобан с охапкой березы. Спорине не терпелось расспросить его о походе к ведунье — это был ее замысел. Ей стоило немалых трудов уговорить отца просить о помощи Елову, и кроме них двоих об этом не знал никто во всем роду Вешничей, даже мать.

— Ну, что? — взволнованно напустилась Спорина на отца, прикрыв за собой дверь из сеней и с одного быстрого взгляда убедившись, что в избе больше никого нет. — Что она сказала?

— Сказала… — начал Лобан и запнулся, не пытаясь даже передать темные речи ведуньи. — Вот что дала.

Он вывалил охапку березовых веток прямо на стол, осторожно разобрал их и вынул из груды стебель любомеля. Спорина схватила его, осмотрела, понюхала; сообразив, что это такое, она поспешно бросила его снова на стол, на ее лице был испуг.

— Прибери! — сурово велел ей отец, оглядываясь на дверь. Со двора слышались голоса Брезя, Милавы, матери, брата Бебри, смех и возгласы Бебриных дочек.

— Уж что просили, то и получили, — невольно повторил Лобан слова Еловы. — А коли взяли, так теперь назад не отдашь. Он словом сильным заговорен. Подумай лучше, как его теперь…

Лобан не решился сказать вслух, но Спорина и сама понимала: теперь нужно как-то дать эту траву брату. И хотя почти весь русалий месяц [112] русалий месяц — другое название июля кресень был еще впереди, ей хотелось поскорее довести свой замысел до конца. Спорине некогда было ждать!

Она снова схватила любомель со стола, торопливо огляделась, сдернула тряпку с горшка и завернула в нее сухой стебель. Сунув его в ларь со своим приданым — сюда никто не полезет, — Спорина потерла ладони о бедра, словно хотела стереть следы коварной травы. Но тонкий запах не спрятался весь вместе со стеблем, а продолжал тревожить отца и дочь.

— А ну и пусть! — шепотом, упрямо и вызывающе воскликнула Спорина, отвечая уколам совести и тревоги, терзавшим их обоих. — Пусть! Что же ему, уйти от нас? На чужую дружину родичей променять? И весь век бобылем оставаться, людям на смех, роду на позор! И мне с ним! Мне-то за что? — Лицо Спорины исказилось яростной досадой, копившейся в ней целых полгода. Прядка волос упала ей на лицо, она раздраженно заправила ее за ухо. — У, проклятые! — сама не зная кого обвиняла она. — Полгода хожу сговоренкой [113] сговоренка — сговоренная невеста , ни почелка [114] почелок — венец, девичий головной убор , ни повоя [115] повой— женский головной убор, закрывающий волосы , так и поседею с вами, люди засмеют!

— Ну, тише, тише! Услышат! — Лобан обнял старшую дочь за плечи, погладил по растрепанной, ничем не покрытой голове. — Уймись. Теперь-то все на лад пойдет, — утешал он не то Спорину, не то самого себя. Вот увидишь — завтра же Брезь будет с невестой, а там на Купалу [116] Купала — один из главных славянских праздников в дни расцвета природы, отмечается около 23 июня, является днем конца весны и начала лета и твою свадьбу сладим. К Медвежьему дню [117] Медвежий велик-день — праздник начала весны, 25 марта уже с двумя внуками буду! Эх, помогите нам, чуры [118] чуры — духи предков наши добрые!

Поверх головы Спорины Лобан посмотрел в дедов угол и вздохнул. Велесов Сноп уже был давно растерт на зерна, смешан с зерном для нового посева и возвращен Матери-Земле, а без него в избе было неуютно, как неуютно детям без защиты и присмотра взрослых.

Стукнула дверь сеней.

— Чего закрылись, будто зима на дворе! — задорно прокричал голос Брезя. — Не Снеговолок [119] Снеговолок — зимний дух, сын Зимерзлы ломится, не Костяник [120] Костяник— зимний дух, сынЗимерзлы , а сын родной!

Спорина выскользнула из рук отца, торопливо пригладила волосы. Лобан взял со стола ветку березы и стал прилаживать ее под матицу [121] матица — опорная балка избы . Спорина кинулась ему помогать, и к приходу Вмалы с лукошком свежих яиц уже вся изба зеленела и благоухала березовой листвой.

Явились Брезь и Милава, со смехом гонясь друг за другом и норовя хлестнуть березовой веткой, в избе сразу стало шумно и тесно. Милава кинулась разжигать огонь в печи, загромыхала железной сковородой. Сегодня она впервые шла вместе с другими девушками-невестами угощать березки, приносить жертвы богине Ладе. Она не просила жениха, как другие, — он у нее уже был. Она думала об Огнеяре, и этим ясным утром Ярилина дня, в день праздника юности и любви, умом и сердцем она верила, что он еще вернется к ней и все будет хорошо. Сегодня она забыла все свои тревоги и сомнения, не хотела их знать. Свежая зелень листвы, яркое солнце обещали ей счастье, и она верила им.