Вячеслав Грацкий - Седьмой

Распорядившись набрать сушняка, Воисвет повел отряд вниз. Шли медленно, с превеликой осторожностью, но спуск прошел на удивление мирно, и ближе к вечеру они уже стояли в долине. Саженях в двадцати-тридцати от них высились первые ряды камней. За ними, верстах в десяти, вздымались к облакам черные стены замка.

— Привал, — объявил Воисвет. — Соваться в замок вечером или ночью нет смысла.

— Сомневаюсь, что внутри этого гадюшника мы заметим разницу между днем или ночью, — сказал Горяй. — Но днем, конечно, будет как-то сподручней.

— Смотрите!

Берсень с криком бросился к камням.

— Куда, Берсень?! Назад! — заорал Воисвет. Однако маг уже подбегал к ближайшему валуну.

— Смотрите все! Это же не камень! — Берсень ткнул в него рукой. — Это ведь рука, это нога, это меч! Это окаменевшие воины!

Какое-то время путники молчали, пораженные увиденным. Очертания расплылись, словно камень плавился от сильного жара, но все еще без особого труда можно было различить окаменевшие лица людей, перекошенные гримасами боли и ярости. Это было настоящее кладбище. Кладбище героев, каждый из которых превратился в памятник самому себе.

— Берсень! — заорал Воисвет. — Отойди оттуда! Быстро!

Маг с трудом оторвался от этого завораживающего зрелища и, понурив голову, вернулся назад.

— Надо сказать, это производит впечатление, — процедил Горяй.

— На то и расчет. — Воисвет пожал плечами. — Хотя я не уверен, что это люди. На месте Кощея я бы настроил обычных изваяний.

— Нет, я чувствую магию, — глухо заметил Берсень. — Это люди.

— Ну магия не магия, надеюсь, никто не собирается повернуть? Нет? Тогда давайте готовиться к ночлегу. Доспехи не снимать.

После ужина Берсень направился к валунам, но близко подходить не рискнул, застыл в десятке шагов поодаль. Он понимал, что кладбище было не просто кладбище. Перед ним находилось наглядное свидетельство мощи Кощея. От кладбища веяло магией огромной силы, и, как отчетливо ощутил Берсень, эта сила еще теплилась в окаменелостях.

— Берсень!

Резкий голос Деженя прервал его размышления, и юноша вздрогнул от неожиданности.

— Ты! — Маг облегченно выдохнул. — Что это ты подкрадываешься как тать?

— У меня разговор к тебе.

Берсень почувствовал напряжение в голосе Деженя.

— Кажется, я догадываюсь… — начал было маг, но лучник его перебил:

— Зачем ты мучаешь сестру?

— Что? Я? Мучаю? Что ты говоришь?

— То, что происходит на самом деле! — резко ответил Дежень. — Она чуть с ума не сходит, бросается на всех, а он изображает из себя невинность.

— Я ничего не изображаю. — Ошеломленный напором Деженя, молодой человек несколько растерялся. — Я хотел с ней поговорить, уже давно.

— Ну так поговори!

— Хорошо-хорошо. Я поговорю, но ты должен меня понять. Ирица мне очень дорога.

— Что? Что ты сказал?

В голосе Деженя прорезался гнев, и Берсень замолчал. Что-то было не так с лучником. Маг нутром чуял, что Деженя в действительности беспокоит что-то другое. Не сестра, не ее отношения с Берсенем, а что-то хотя с ними и связанное, но все-таки нечто иное.

— Я ведь, наверное, влюбился в твою сестру, — признался маг.

— Влюбился? — Теперь ошеломленным казался Дежень.

Берсень молчал, не веря своим глазам. Всегда холодный и невозмутимый лучник словно дал трещину. Он выглядел сильно взволнованным, и видеть его таким было непривычно и странно.

— Ты хочешь сказать, что влюблен в мою сестру? — Дежень быстро взял себя в руки, и его голос вновь звучал ровно и невозмутимо.

— Да, а что здесь плохого? Или ты против?

— Нет, не против, — медленно ответил тот. — Я не против. Но если так, тебе тем более следовало с ней поговорить.

— Хорошо, я так и сделаю.

— Вот и молодец. — В голосе Деженя вновь звенела сталь.

Он развернулся, и Берсеню стоило усилий удержаться от лишних вопросов. Ему показалось, что Дежень и сам не знает об истинной причине своего беспокойства. То, что угнетало его, сидело очень глубоко и не спешило показываться на глаза даже самому Деженю.

Весь день Булыга терзался от тоски. Еще вчера Велена хлопотала возле него так, будто он, по меньшей мере, находился при смерти. Но уже утром он ее не узнал. Девушка молчала как рыба и почти не смотрела в его сторону. Обнаружив, что все полученные им раны благополучно зажили, Велена довольно грубо сорвала повязки, вынудив его стиснуть зубы, и поспешно удалилась.

Ее поведение ввергло Булыгу в состояние полной растерянности. Вздумай кто напасть, богатырь далеко не сразу вспомнил бы о том, где он находится и что нужно делать.

Из этого ступора его вывел сотник. Подсев к нему во время ужина, Горяй шепотом поделился своими подозрениями относительно чувств, питаемых Веленой к богатырю. Слова Горяя согрели измученную душу Булыги. Воспрянув духом, он дождался конца ужина и подошел к Велене.

— Велена, я хотел сказать… — начал он и замолк. Вся его заранее подготовленная речь пошла насмарку. Стоило взглянуть ей в глаза, стоило приметить ее легкое волнение, и богатырь остолбенел. Велена тотчас взяла себя в руки, а Булыга принялся гадать — видел, не видел. Вздрогнула она или нет, и если вздрогнула, то почему?

А может, и не было ничего, может, ему все пригревалось? Он и в человеческих чувствах-то разбираться не умеет, а уж в женских…

— Я внимательно слушаю тебя, Булыга, — напомнила ему Велена.

Напомнила таким ледяным тоном, что богатырь едва не ушел в расстроенных чувствах. Внутри все закипело. Кто же это, в самом деле? Он же витязь, в конце концов, а дрожит пред ней как лист осиновый!..

— Ну дело в том, что ты… Я хотел, в общем, спросить… Помнишь, ты сказала, что я… что ты… ко мне… — Булыга отчетливо понимал, что говорить следует нечто иное, но ничего поделать уже не мог. — Я вот хотел узнать, это правда?.. Или уже нет?

Велена долго и внимательно изучала его лицо. Наконец улыбнулась:

— Это все, что ты хотел сказать?

— Не совсем, но… — признался богатырь и не смог больше выдавить ни слова.

— Вы, богатыри, все такие косноязыкие? Или ты какой-то особенный?

Он с ужасом ощутил, как краска заливает лицо, но с ответом так и не нашелся. Только промычал что-то невнятное. Однако Велена понимающе закивала:

— Да, видно, мечом ворочать оно куда легче, так ведь?

— Да уж конечно! — прорвало-таки Булыгу. — Мечом это просто, чуть подучился — и ежели силенки есть, куда как просто. А ежели враг нагрянет, так, бывает, намашешься, откуда что берется. А вот говорить-то я не очень обучен.

— Однако, помнится, в корчме-то ты неплохо языком чесал, — усмехнулась Велена.

— Так то другое, — смутился он. — То ж просто треп был пустопорожний.

— Я так и поняла. Ну ладно, что с тобой делать-то, милый? — Она вздохнула. — Ты все молчишь и молчишь… Может, мне за тебя сказать?