Ярослава Кузнецова - Золотая свирель

— Нога сломана. — Он кивнул на сидящего поодаль. — Посмотри, что с ним?

Человек, скорчившись, прятал лицо в ладонях, раскачивался из стороны в сторону и тихонько подвывал. Я подошла к нему.

— Господин хороший, дай-ка на тебя посмотреть. — Из-под ладоней у него текло кра с ное, котта на груди промокла. Я попыталась отвести окостеневшие руки. — Эй, ты слышишь? Мне надо взглянуть. Я помогу. Ну-ка, пусти меня. Я тебе помогу.

Позволил. Похоже, ему попало на излете Эрайновым хвостом, да прямо по лицу. Н е сколько глубоких горизонтальных порезов, левая щека вспорота, на спинке носа дыра, в гла з ницах каша. Но у Мораг было гораздо хуже.

— Глаза?.. — прохрипел несчастный.

— Кровью залило, правый точно цел. Левый… надо промыть, сейчас не понятно. — Я соврала. Глаз у него вытек. Но сказать об этом у меня язык не повернулся. — Нос тебе пр и шьют, щеку заштопают. Не надо выть, ты еще ле г ко отделался.

Особенно если сравнивать с тем, кого винтом скрутило. Я остановила бедняге кровь. Больше я ничего не могла для него сделать.

Псоглавец за это время успел подковылять к ближайшему трупу.

— Сэн Гавор, — сказал он торжественно. — Легкой дороги твоему духу, мир твоему пр а ху. И да примет тебя Господь в светлых садах Своих. — Помолчал, сутулясь, помотал головой. — У-у, пасскудва! Тварь проклятая… Пополам человека переломила, как соломинку. Эй, д е вушка, — он оглянулся на меня. — Поищи вокруг, может кто живой о с тался.

— Там был один живой, — я указала в камыши. — И один мертвый. И лошадь. Тоже мер т вая.

— Мы всемером ехали. Плюс приятели твои, но они никуда не делись. Еще двоих найти надо. — Он посмотрел на мою перекошенную физиономию и вздохнул. — Я сам поищу. Тол ь ко подбери мне какую-нибудь палку подход я щую.

— А дракон? — Я вспомнила, что мне положено бояться чудовищ. — И эта… это…

— Дракон не вернется. А если вернется, то не сейчас. Он сейчас в лесу конину жрет… и спасибо, что только конину. А тварюка с крыльями в реку ухнула. Мальчишка рыжий ее по д ранил. — Пес помолчал. — Откуда она взялась? Нам ничего про эту дрянь не говорили. То ли м а ра, то ли бесовка… Явилась, как из-под земли…

Я нашла перрогварду палку и чуть не расплакалась — это оказался пеплов посох. Ор е ховый, ладонями выглаженный, с безыскусной резьбой. Целенький. Псоглавец, ворча, ук о вылял, а я вернулась к своему бродяге.

Кровь пропитала одежду, ржавые лохмотья прилипли к ранам. Я начала осторожнен ь ко разгребать их, чтобы они не успели присохнуть. Крови Пепел потерял порядком. Похоже, это был удар лапой или хвостом, но, слава Небу, не в полную силу. Видимо, Пепел успел о т прыгнуть или увернуться, и отделался кучей порезов разной глубины и несколькими слома н ными ребрами. Да-а-а, повезло. Я видела, что прямой удар делает с хрупкой человечьей пл о тью.

Вытерев окровавленные руки о подол, я принялась раздергивать завязки нового пе п лова плаща. Плащ погиб. Превратился в ворох мокрых от крови ленточек. За плащом посл е довала рубашка, я разорвала ее надвое, полностью открывая певцу грудь. Добыла из-под грязного роба край своего волшебного платья и, едва касаясь, промакнула загусте в шую кровь. Мелкие раны слепились, в больших застыло багровое желе, но драгоценная жидкость больше не текла, и меня это радовало. Ничего, дружок, выкарабкаешься. А незачем было гр у дью на лезвия кидаться. Соображать надо, дракону ведь все ра в но: что ты, герой-защитник, что охотники — один черт, всех потопчет…

На шее у Пепла я заметила темный от крови шнурок, а солька или оберег, который на нем висел, завалился куда-то за плечо, в грязные лохмотья. Я потянула за шнурок, но оберег застрял. Сунув в тряпки руку, я нащупала что-то продолговатое, толщиной с палец, обрезок ветки, что ли? Вытащила штуковинку на белый свет — да, похоже, обрезок тростн и ка, липкий от крови. Ой, нет, это дудочка, вон дырочки просверлены, только она вся измарана, аж к а плет… Последний закатный луч лизнул мне пальцы, и между исчерна-красных пятен блесн у ло золото.

Сердце кольнуло так, что онемела левая рука.

Это была она, моя память, моя удача. Моя заблудшая душа. Моя немая птица.

Моя золотая свирель.

— Не могу, господин хороший, никак не могу, — повторял Ратер в десятый раз. — Видит Бог, хотел бы, однако ж батька меня в Галабре ждет, обещал я ему возвернуться, да не один, а с е струхой.

— Это она, что ли, твоя сеструха? — Псоглавец кивнул на меня.

На носилках он ехать отказался, и вояку посадили на старую кобылу. Перрогвард де р жался прямо, лихо командуя приведенной Кукушонком толпой. Теперь, по пути к городу, он уговаривал парня пойти к нему в оруженосцы. То есть, постричься в монахи и надеть собачий ошейник. Не сразу, конечно, в монахи, но все равно…

Ратер покосился на меня и тряхнул лохматой головой:

— Моя сеструха, моя. С певцом бродячим сбегла, еле отыскал. Пока к батьке не доста в лю, глаз не спущу.

Означенного певца мой новоявленный брат тащил на носилках в паре с каким-то п е репуганным мужиком. Мужик то и дело вздрагивал и озирался. Чудовищ боялся, наверное. Я шла рядом, выразительно держась за грудь, а на самом деле сжимая сквозь одежду свою бе с ценную свирель. Покоробившийся от крови шнурок натирал шею, но это было не важно. У меня горело сердце, у меня горела ладонь, свирелька дрожала в руке и жгла пальцы как по й манная саламандра. Я едва видела, куда мы идем. Но на рыцаря поглядывала — шут его зн а ет, что там творится в его перрогвардской голове под кольчужным капюшоном.

— Твоя воля, парень. — Монах тоже покосился на меня. Очень неодобрительно покоси л ся. — Но если надумаешь, приезжай в Холодный Камень, там обитель наша. Спросишь брата Хаскольда. Приму тебя, по душе ты мне. Видел я, как ты дракона от этого дурня вашего о т влек, и как меч на дьявольскую мару поднял. Молодец, ничего не скажешь. Нам такие ну ж ны.

— Отвлек? — я уставилась на Кукушонка.

— Отвлек, — вместо него ответил рыцарь. — Швырнул ему грязью в морду, ослепил. Что этот твой менестрель жив остался, брата благодари. И мару тоже он прогнал. Мечом сэна Г а вора. Ладно. — Пес отстегнул кошель и бросил его Ратеру. — Держи, храбрец. Заработал. З а помни, Холодный Камень, спросишь брата Хаскольда.