Ник Перумов - Война мага. Том 4: Конец игры

— И я не сомневаюсь, что ты не сомневался…

Рысь фыркнула, выпустив целую струю пламени, окатившую потолок, и весьма выразительно уставилась на ссутулившегося инквизитора.

— Это была их идея, — виновато развёл руками Этлау. — Я, конечно, с себя вины не снимаю. Понтифику нужен был выход из Эвиала, ну, а мне… Вопросы мои шли от меня, а не от Курии, некромант. Надеюсь, хоть это-то ты понимаешь.

— Это-то я понимаю. А другого в толк не возьму — с кем ты, инквизитор? Мой путь ясен — я должен избыть Западную Тьму. А ты, чего ты хочешь, Этлау? На твой первый вопрос я ответил, если ты помнишь. Я нашёл Сущность в тебе, преподобный.

— Да, Сущность и Спасителя и ещё что-то третье, чему у нас пока нет ни слов, ни понятий, — кивнул Этлау. — Я помню, мэтр Лаэда.

— И что теперь, преподобный?

— Полагаю, — медленно проговорил Этлау, — я уже отвечал тебе.

— «Остановить Её», ты об этом?

— Именно. Но… не только. Я ведь усомнился и в Спасителе, верно? И я недаром вспоминал пророчества Пришествия. Не забыл, некромант?

— Разрушитель, Отступник и прорыв Тьмы.

— Похвально, похвально, ты слушал меня со вниманием… — Этлау скривился. — Никак не отвяжется эта дурацкая манера вещать, — пожаловался он. — Так вот, мэтр, нравится тебе или нет, но мы с тобой — это именно Разрушитель с Отступником. А прорыв Тьмы… разве то, что мы видели только что и что пережили, не есть оный прорыв?

— Не слишком ли громкие слова, Этлау? Это был всего лишь удар Салладорца…

— Удар, снёсший аркинские негаторы, а уж они, поверь, кое-чего стоят, — перебил инквизитор. — И, я подозреваю, что на поверхности нас ожидает невесёлое зрелище.

— Недобитые птенцы, зомби Клешней?..

— Ты порой потрясающе наивен, Кэр. Хотел бы я тоже так… Нет, мой добрый некромант, там, наверху — прорыв Тьмы. И, если ты не знаешь, что это такое, — очень советую тебе приготовиться. Не хотелось бы тебя лишний раз откачивать.

— А как же… мои друзья? — с заминкой выговорил некромант.

Этлау только вздохнул и развёл руками.

— Мы ничего не можем сделать.

Драконий огонь внезапно потух, мрак вновь задёрнул занавеси.

— Можем, всё мы можем, — прозвучал звонкий голосок Рыси. — Их надо забрать отсюда. Я отнесу их на Пик Судеб, к Сфайрату. Если им суждено… уснуть навсегда, то Пик… это хорошее место. Чистое, если ты понимаешь, о чём я, папа.

Фесс понимал.

— Что ж, ничего не имею против, — развёл руками инквизитор. — Спрячь подальше Ключ, мэтр Лаэда.

— Не Ключ, Этлау, половину, только половину…

— Ничего, и её тоже придумаем, как к делу пристроить. Пропустите, я впереди пойду. Света не подкинешь, некромант?..

Не оглядываясь, они двинулись прочь из подземной камеры, разом превратившейся в погребальный покой. Фесс засветил небольшой огонёк, поплывший перед троицей. Рысь оставалась в человеческом облике.

— Прорыв Тьмы, прорыв Тьмы… — проворчал некромант, когда они поднимались по серпантину винтовых лестниц. — Не вижу никакого прорыва…

— Глянь сюда, Кэр.

Повинуясь команде Фесса, огненный шарик пролетел туда-сюда по длинному коридору; весь пол сплошным ковром покрывали мёртвые тела, вернее — все те же прикрытые одеждой или латами костяки. И все они подергивались, шевелились, пытаясь дотянуться до проходящих мимо живых.

— Это ещё не прорыв, это оружие Салладорца, — упорствовал некромант. — И то сказать — почему Эвенгар удрал? Почему не вернулся за второй половиной Ключа? Она ему не важна?..

— Думаю, — спокойно заметил Этлау, — даже он не дерзнёт сунуться извне в то место, где прорвалась Тьма.

— А как же мы?

— Нам легче, мэтр, мы — непонятно почему — уцелели в самом сердце шторма.

— Вот это мне особенно интересно, — буркнул Фесс. — Нас-то что спасло?..

— Ну, если принять, что ты — Разрушитель, а я — Отступник…

— Опять ты за своё, преподобный. А Рысь как же? Или, может, это её надо в «прорыв Тьмы» записать?

— Всё шутишь, Кэр.

— Дела такие — или смеяться, или плакать…

— Это была чистая Тьма. Чистая, изначальная. Она сметёт любые барьеры и заклятья, но спасует перед чистым же Светом. А твоя дочка — Свет, — с необычной интонацией закончил Этлау. — Она — настоящий дракон, каким ему и следует быть. «Архетип», как сказали бы наши вивлиофикари. Тьма для неё — ничто, просто темнота, повод поспать, быть может. Даже если эта тьма сокрушает аркинские негаторы магии.

— Драконы не неуязвимы. Я знаю, — возразил Фесс. — Видел сам, ещё под Скавеллом.

— Я и не говорю, что все драконы такие, — неожиданно согласился инквизитор. — Другого… или другую… размазало бы в той камере по стенке и не помогла бы никакая броня. Это Рысь. Твоя дочка. Наверное, другой у тебя и быть не могло, мэтр.

— Что-то ты стал вещать, преподобный, точно… — Фесс замялся. — Откуда ты всё это знаешь? О драконах, о Свете, о Тьме… о Рыське, наконец!

— Всё просто — ты отлично поработал, Кэр, когда показал мне мою сущность. Словно по голове пудовым молотом, но зато выковалось что-то новое.

— Жаль только, не ушло ничего из старого, — подала голос Рысь.

— Мне тоже, — кивнул инквизитор. — Но кто знает, вдруг пригодится? Там, на последнем берегу?

— До последнего берега ещё дотянуть нужно. Скажи лучше, преподобный… — некромант вовремя прикусил язык. Потому что Рысе этот вопрос слышать совершенно не полагалось. Ведь если на неё, по словам Этлау, не подействовала «чистая Тьма» — то что случится, если драконица столкнётся с Сущностью?

«Ничего не случится, — беззвучно ответила негодная девчонка. — Прости, папа. Я… подслушивала. Но Сущность — это ведь не Тьма, верно? Мы это знаем, и ты и я. Она лишь использует Тьму, просто как оружие. Ты ведь тоже понимаешь это, папа. Так что не бойся. Я не брошусь на неё очертя голову и не постараюсь «красиво умереть». Это будет просто бессмысленно, от летящего камня Она и то претерпит больше урона…»

Она права, подумал Фесс. Сущность — не Тьма. Хотя… Этлау утверждает, что Салладорец использовал эту самую «изначальную Тьму» — но как вышло, что я ничего не почувствовал? В конце концов, взывать к Тёмной Шестёрке приходилось не раз и не два. Они — вот настоящая Тьма этого мира. Её отражения, преображения, не злые и не добрые, а если и злые или добрые — так злостью или добротой самой многорождающей и многоразящей Природы, где смерть даёт начало жизни, а жизнь — смерти.

Но ничего подобного здесь, в оставшемся позади подземелье, не было. Или Шестеро — это тоже не «чистая Тьма»?

Катакомбы Аркина встречали их жуткой, гулкой пустотой. Да ещё иссохшими костяками, словно те пролежали невесть сколько времени в самом сердце салладорской пустыни. Эвенгар не экономил силы и не рисковал необходимостью повторных атак.