Ник Перумов - Война мага. Том 4: Конец игры

Да, ты мучился и страдал. Зная, что это — не настоящая смерть. Может, твое человеческое воплощение действительно корчилось от боли и ужаса — ты, настоящий, смотрел на происходящее с усмешкой. Ведь это всё понарошку. Что за смерть, за которой приходит «чудо воскрешения»?

За тобой — только ложь.

Сейчас Ракоту казалось, что он видит Спасителя словно со всех сторон, множеством глаз. Золотая тропа развёртывается, чуть наклоняясь к земле, человеческая фигурка в алом плаще шагает быстро и упруго, готовая к бою.

Ты, свободнотекущая магия, великая кровь Упорядоченного, дающая жизнь всему под бесчисленными звёздами! Вы, хрустальные сферы небес, приводимые в движение её током, вы, луны и светила, всё, что создано в единый миг великим и непостижимым разумом предвечного Творца, всё, окружающее человека — дайте мне силу встретить смерть — смертью и пламя — пламенем.

Ракот сейчас ощущал за плечами неисчислимые сонмы миров. Восторг ярился испепеляющим огнём, Владыка Тьмы знал, что острие его удара пронзит любые магические барьеры. О Хедине он не думал.

…Спаситель. Неведомый, непонятный, поддерживаемый невесть какими силами. Непобедимый. Очень хочется сказать с иронией — «непобедимый ли?», но последнее «ли?» как-то не выговаривается. Враг, чью броню не пробить никакими заклятьями. Нет, нет, этого не может быть. Стоит лишь напрячь память, спросить Читающего, вспомнить соответствующие разделы… Они плохо готовились к этому бою, яростно корил себя Познавший Тьму. Надо было не пытаться распутать хитросплетения заговора Дальних — в конце концов, пусть бы плели себе и дальше — а искать средство для победы над Спасителем, искать, приложив к этому все силы. Перетряхнуть прах забытых храмов, зарыться в наследства одиноких пророков — мы слишком увлеклись повседневным, мы мало разрабатывали новых заклятий и чар, уповая на старый багаж да на божественную мощь.

А в столкновении с другим богом её-то и не хватило.

Неназываемый страшен, и его надо сдерживать. Но нельзя было забывать о Спасителе. Они, вернее, он, Хедин, Познавший Тьму, не имел на это права, раз уж Ракот только и знал, что играться в образе черноволосого и голубоглазого воителя.

Заклятье! Всё дело в нём. Правильно подобрать слова, компоненты, направления, учесть множество сил, великих и малых, действующих в Упорядоченном. Как к любому замку можно подобрать ключ, так и против любого врага можно найти действенное заклинание, не сомневался Хедин.

Заклятье. Так просто — и так сложно. Ум, вот что требовалось, чтобы победить. Ум, хладнокровие, здравый расчёт. На кажущуюся непостижимой тайну не бросаются с бешеным рёвом, размахивая клинком.

…А Ракот лезет на рожон, забыв обо всём. Разве так можно?

Вот и сейчас. Ну что за наивность, что за ребячество?! Спаситель, приходится признать, велик, могущественен и непонятен. На непонятное не кидаются с клинком наголо. Его атакуют сперва в тиши кабинета, тщательно продумав соответствующий план. Или, раз уж пришлось до срока сойтись на поле боя — каскадами заклинаний, всей мощью хитроумной магии Упорядоченного. Иначе они проиграют.

Непонятно, что задумал Ракот. Скорее всего — ничего. К сожалению. Взъярился, глаза заткало красным — и он ринулся в бой, забывая обо всём. Сейчас Спаситель его отбросит, и…

— Осторожно, брат! — вороном каркнул Хедин. — Закон…

Он хотел напомнить забывшемуся брату о Равновесии. Но — не успел.

Ракот стянул в тончайшую нить всю силу, что текла сквозь Эвиал, или же огибала его — там, где ещё сохранилась чёрная броня некогда закрытого мира. Тоньше волоса, тоньше наимельчайшей тварной частицы — его оружие ударило неотразимо, навылет пронзив грудь Спасителя и обращая в облака золотого пепла развернувшуюся тропу у того за спиной.

За всех, обманутых, растративших жизни на молитвы и послушание. За всех, кто мог стать героем, созидателем, воином или капитаном, открывателем новых земель, кто дерзнул бросить вызов косному бытию — и не стал, разменявшись на обещание «награды в посмертии», «воздаяния за порогом бытия». Ничего там нет, за этим порогом. Серая пустота, мелькали яростные мысли. Пустота, и её не заполнишь чужой верой, даже самой искренней и истовой.

И я ударяю, я атакую, забыв о законах и Весах. Ответ — на мне. Я приму то, чему суждено обрушиться, но не смиренно, а буду драться вплоть до ногтей и зубов. Драться, перестав быть богом, магом, оставаясь лишь человеком; до тех пор, пока не лопнут перенапрягшиеся мышцы и не выгорят глаза.

Драться, так же, как дерётся сейчас статный воин в чёрных доспехах с вычеканенным на груди царственным змеем, коронованным василиском. Напирая плечом, он с усилием продирается сквозь плотную пелену серого тумана, холодного, словно яд самой смерти. Ракот не знает этого воина, никогда его не видел — но чувствует текущую по жилам того силу, выжигающую изнутри; осталось совсем недолго, и уже от него, Владыки Тьмы, во многом зависит, упадёт воин ничком в стылом море злой мглы — или пробьётся к нему, Ракоту — подобно тому, как пробивались некогда те, кому он протягивал руку.

Названый брат Ракота словно раздваивается, он-второй замирает на вершине холма, поднявшегося над волнами серого моря — сквозь муть, пригнувшись и выставив плечо, пробивается воин со знаком василиска.

И в тот самый момент, когда он-первый ринулся на Спасителя, дав волю бушующей ненависти и испепеляющей жажде жизни, он-второй там, на холме, просто протянул руку бредущему сквозь мглу воину. Не дотянулся — но человек вскинул голову, словно почувствовав что-то. Поникшие было плечи распрямились, он налег на незримую преграду, шаги сделались твёрже, шире и увереннее.

Ракот улыбнулся.

Ты придёшь ко мне. И тогда мы поговорим. Никогда, с самого мига освобождения, когда брат Хедин сокрушил мою темницу, я не испытывал ничего подобного.

Не знаю, кто ты, боюсь поверить — но, если мы переживём этот бой…

Как странно — даже будучи Новым Богом, я не мог оказаться разом в двух разных местах. До этого момента.

…Момента, когда я наконец-то вцеплюсь в глотку этой сволочи, оставляющей после себя исполинские кладбища, разумеется, ради исключительно лишь «спасения заблудших»!..

…От удара Владыки Тьмы в ужасе взвыли ветра, море под ними расступилось, оголяя чёрно-коричневое дно, ещё стоявшие скалы Утонувшего Краба затряслись, обрушиваясь грудами праха. Серые облака сдуло в единый миг, по небесной голубизне расплывалась злобного вида тёмная клякса.

Спаситель остановился. Пошатнулся, схватившись за «пробитую навылет грудь». Закашлялся.

— Оставь его! Он мой! — проревел Ракот, обращаясь к Хедину. — Это поединок!

…Что он делает, брат мой, что он делает?! Я побеждаю, не знаю, как, но побеждаю, беру верх, Спаситель уже дрогнул!..