Елена Первушина - Короли побежденных

— Господин Ражден. А в особо торжественных случаях — ваша милость.

Тут улыбнулся он:

— Это правда. С милостью вашей милости я намедни хорошо познакомился.

— Я потому и пришел. — Я встал с бревна, подошел поближе и впервые глянул на его работу: на доске изогнулся в прыжке матерый волчина, а из пасти зверя вырастало дерево. — Я ж не знал тогда, что ты резчик, иначе бы поостерегся. Рука сильно болит?

— Терпимо.

Он тоже поднялся на ноги, пожал плечами. Мне он нравился все больше и больше. Не было в нем ни трусости, ни тупости, ни, напротив, дешевой хитрости.

— А почему у него из пасти дерево растет? — спросил я, указывая на доску.

Лицо у резчика тут же стало невинным, как морда кота, вернувшегося из погреба.

— Весна. Все растет.

— Что-то ты темнишь, — сказал я убежденно. — Не пристало это человеку, недавно вошедшему в обитель Из вечного Огня.

— Привезенному поверх седла, ваша милость. Кроме того, если быть совсем точным, Огонь в моем сердце загорелся без малого двадцать лет назад.

— Что?

— Так получилось, что ваш Наставник не разобрался и посвятил меня еще раз. Так что, полагаю, на том свете пред Извечным Огнем предстанут сразу двое меня. И оба одинаково замечательно сгорят, сливаясь с вечностью. Почему нет?

— Постой, постой, откуда ты все это знаешь? Разве здешние тарды больше не разбойники и нечестивцы? — спросил я с ужасом. — С кем тогда воевать-то?!

— Так я и не тард, и не здешний. Я с островов.

— Ашен?

Он снова улыбнулся:

— Можно и так.

— А сюда как попал?

— Из-за короля. Я ведь в самом королевском дворце скамьи резал. Только король наш под старость слишком жадным стал. Мы и зашумели против него. А когда дело замяли, королевский Мастер Оружия решил для примера наказать зачинщиков. А я хоть и тихий, да в любой толпе меня издалека видно. Вот и попал в передрягу. Судить-то меня, конечно, никто бы не стал, да только душно мне все это показалось, вот и решил попытать счастья в чужих краях. Да на вас, ваша милость, и напоролся.

— Жалостливо рассказываешь, — похвалил я. — Сейчас раскаиваться начну.

— Не стоит, ваша милость. У вас собака когда-нибудь была?

— Много было, а к чему ты?

— Тогда вы видели, наверное, как они с палкой играют. Таскают по полдня, погрызут, потом бросят, потом снова возьмутся. А палке от этого что? А теперь представьте, что псу попалась дорогая трость, украшенная яшмой. Что будет с ней делать собака? Да то же самое, что и с палкой. А трость от этого изменится? Да ни на ноготь. Не важно, кому я принадлежу — островам или Храму, Огню или своему роду. Важно то, что я делаю.

Это уже было прямое оскорбление. Кажется, он проверял границы моего терпения. И мне захотелось его удивить.

— Трость рано или поздно изгрызут, как простую палку, — ответил я с ехидцей.

— Все мы со временем помрем, — безмятежно согласился островитянин, — только когда переплывешь море и увидишь, как велик мир и сколько в нем разных жизней, прочее становится не так важно.

Тут я понял, насколько мне не хватает Рувена. Ашенец был хитрющим лисом.

— А с королем что сталось? — поинтересовался я.

— Другого призвали, разумеется.

— Как это?

Ответить он не успел. Загудели колокола Храма (они тут были вместо Рувенова Урагана) и позвали меня на вечернее предстояние Огню. Здешний Наставник охотно давал послабления воинам, но нужно было сделать щедрое пожертвование на строительство Храма, а я берег отцовские деньги.

Но, пробежав шагов десять, я все же вернулся и спросил еще:

— Тебя-то как зовут?

— Март.

Я снова удивился:

— Вроде, говорят, у ашенов имена потруднее.

— Ну, мы давно уже не называем детей старыми именами. И не учим поклоняться нашим старым богам, а просто посвящаем их Огню — так же, как вы. Зачем без конца ворошить пепел?

Все предстояние я думал о своем резчике. Лаур говорил: «Мы должны во что бы то ни стало привести этих несчастных нечестивцев к Огню. Мы должны учить их и Словом, и Мечом. Они потеряют свое лицо и выучат наши законы, наш язык, нашу веру, потому что мы служим самой прекрасной и великой силе на свете и предстоим Истине. Они страдают в грязи этого мира и не могут найти выхода из своих страданий, потому что в этом мире такого выхода нет. Но мы научим их, как принести все несовершенство и мира, и наших собственных тел на очищение Извечному Огню. И тогда они, так же как и мы, коснутся вечного Блага, Красоты и Справедливости». Это было понятно. Понятно было и то, что тарды все время норовили оттолкнуть руку помощи и погрязнуть в несовершенстве этого мира еще глубже. Я иногда воображал себя тардом и чувствовал, до чего обидно ютиться на задворках, у самого побережья, и вспоминать о былом величии своего народа. Но этот черноголовый говорил о ничтожестве, в которое впал его род, о забвении обычаев предков совершенно спокойно. Странно встретить врага, который с тобой согласен.

Во всяком случае, одно было ясно: сегодня я нашел для себя в Каларисе новое развлечение.

Я лежал, вытянувшись на топчане, в состоянии безмятежного блаженства и лениво размышлял, пожевать чего-нибудь или и так будет хорошо, когда в комнату влетел разгневанный Йорг:

— Ражден, ты вообще о чем думаешь? — бросил он мне с порога.

— Вообще? Съесть что-нибудь или пока не стоит.

— Ах, вот как, значит?

— Только боюсь, если я встану, у меня отвалятся руки или ноги. А собственно, что тебя тревожит?

— Я надеюсь, что отвалится твоя дурацкая голова! Ты что, теперь подрядился Храм строить? Денег мало или славы Эвмена захотелось? Может, и мне теперь за то бой?

А- а, протянул я удовлетворенно, так вот ты о чем! Так ведь говорить-то не о чем. Подумаешь, пару раз ворот покрутил, но ведь просто так, на спор. Каменщики стали подначивать, ну я и…

— Если ты позволяешь, чтобы над тобой смеялись все рабы в округе…

— Они бы смеялись, если б я отказался или не смог. А если я буду на каждом шагу пыжиться и надувать грудь, то попросту свихнусь тут от безделья, да и ты, по-моему, тоже. Так что, и правда, присоединяйся-ка ко мне.

— Точно. Точно ты уже свихнулся. Линкарионцы и так над нами во все горло хохочут, а тебе все мало.

— Они что, к тебе цеплялись?

— Не важно, — ответил Йорг воинственно.

Я медленно, как осенний лист, опустился с небес на землю. После нападения тардов мы с неделю спали, не расставаясь с оружием. Но сейчас была уже середина осени, пошли первые дожди, задул ветер с моря, тарды (если верить Марту) занялись своими полями и огородами, и было похоже, что до зимы никакие напасти Храму больше не грозят. Поэтому мы дулись в кости, бражничали и закисали. Я был бы сейчас рад-радехонек и самому завалящему приключению, но драки с линкарионцами в темных углах приключением не назовешь. И тут меня осенило.