Елена Первушина - Короли побежденных

Я тут же соскочил с коня и выхватил меч, готовый продолжать бой. Но этот верзила все не поднимался. Линкарионцы бросились к нему. Хотел подойти и я, не смог. Наконец он, похоже, немного опамятовался и приятели помогли ему уйти с поля. Ни о каких формальностях, вроде сдачи в плен, речи не шло, и так все было ясно. Мои Бурые Колпаки вопили от восторга. Я перевел дух. На мгновенье, когда он снопом лежал на земле, он напомнил мне брата, и это получилось очень нехорошо.

Я ушел с поля, сбросил доспехи прямо на траву, потом, расталкивая служителей, пробрался к самому ограждению. Сейчас должен был выехать Иорг.

Против малыша Йорга они, разумеется, выставили того самого рябого проходимца. Я очень волновался за побратима, поскольку еще ни разу толком не видел его в деле (тардский набег не в счет, мы тогда в темноте собственные руки с трудом видели).

Снова приветствие, разворот — и снова кони скачут навстречу друг другу. Со стороны это выглядит великолепно. Йорг в седле чуть горбится, но видно, как цепко он сидит. В последний момент лошадь линкарионца вильнула в сторону, он ударил в щит Йорга неловко и косо, мой побратим тоже растерялся, попытался удержать равновесие и одновременно выбить противника, в результате оба полетели на землю.

Но тут же вскочили, похоже ничуть не оглушенные, и набросились друг на друга. Я повис на ограде, не спуская с них глаз. Линкарионец рубился хорошо. Он был тощий как щепка и жилистый, а потому страшно выносливый. Йорг поначалу легко отражал все его удары, но потом стал уставать. Похоже, скоро он сам это почувствовал и заметался. Конечно, не такое уж это было метание — шаг влево, шаг вправо, но ясно было, что долго ему не продержаться. Однако и рябому приходилось нелегко: Йорг заметно волновался, злился и наносил самые неожиданные удары. Не знаю, что выбрал бы я, рябой же не решился выжидать, пока противник окончательно выдохнется, и пошел в атаку. Малыш Йорг встретил его с такой яростью, что не выдержало железо. У меча рябого треснул стержень, и клинок отлетел от рукояти. Йорг тут же показал хорошую выучку — подцепил своим клинком перекрестье рукояти противника, крутанул меч вниз и в сторону и окончательно обезоружил линкарионца. Впрочем, это уже было излишне. Тому так и так оставалось лишь опуститься на колено и признать свое поражение.

Йорга бурно приветствовали все Бурые Колпаки и все Багряные Плащи, служители Храма. В них, похоже, не было ни капли патриотизма.

За оградой турнирного поля мы с Йоргом обнялись. Я похлопал его по плечу:

— Ну вот, теперь мы с тобой круглые победители, побратим. Пошли смотреть, как дерутся Странники.

Ратное искусство Солнечных Мечей и в самом деле было выше всяких похвал.

Наставник Эно неведомо почему был также доволен исходом турнира. А может, он просто радовался неожиданному празднику среди своих бесконечных трудов. Во всяком случае, на пиру (по меркам Калариса это был самый настоящий пир) он первым поднял кубок в нашу честь.

После трех-четырех здравиц я, по своему обыкновению, обнаружил, что оказался самым трезвым за столом, и шепнул Йоргу: «Сбегаем отсюда!»

Мы ушли за храмовую ограду, оставили за собой убогие землянки прислужников и нырнули в лес. Была там одна полянка, вернее, островок среди болота на берегу темной ворчливой речки. Зимой там, похоже, погуляли северные ветра, поломали осинки и выкорчевали две старые сосны. Земля была сплошь засыпана пряной побуревшей листвой и хвоей. Я прилег на сосновый, ствол головой к корням. По небу быстро неслись тонкие серые облака. Пахло грибами, мокрым деревом.

— Ну что, звезд будем ждать? — покорно спросил Йорг, привыкший уже к моим чудачествам.

— Не знаю еще, — ответил я. — Ты не обращай внимания, я просто устал. А хочешь возвращайся. Я тебе еще не очень надоел?

— Ражден, да что с тобой? Ты же знаешь, я тебя ни когда не оставлю.

— Здесь безопасно.

— Все равно. Знаешь, я еще ни разу не пожалел, что поехал с тобой. Я тебе сейчас скажу, только не смейся. На самом деле, ты мое спасение. Я без тебя просто не умею говорить с людьми. Ни драться, ни мириться, понимаешь? Я для них для всех чужой. А у тебя все получается. И я с тобой ничего не боюсь.

Я поежился. Уже и в самом деле стемнело, и сырость забиралась под куртку.

— Я не знаю, — сказал я наконец. — По-моему, ты что-то сам над собой мудришь. Я никогда не собирался быть ничьим спасением, да тебя и спасать-то не надо. Ты был хорош до того, как мы встретились, а когда расстанемся, будешь не хуже.

— Расстанемся?

— Ну, когда-нибудь это наверняка случится. Не сегодня и не завтра, конечно, но знаешь, все случается. Рувен как-то сказал, что Хестау Предержительница все время проверяет, из какого мы сделаны материала. Какие-то испытания для меня, какие-то для тебя, но не всегда догадываешься, что, когда и как.

— А если я просто не смогу?

— Сможешь, конечно. Не сегодня, так завтра, Рувен говорил, что раз уж Хестау сама нас сотворила, так, наверное, она знает, сколько кому отпущено сил и сколько кому надо дать времени.

— И ты в это веришь?

— Не знаю. Верю, наверное. Я Рувеновы речи вообще не часто вспоминаю. Так, при случае. Ладно, пошли, а то скоро тут будет темно и холодно.

И словно в ответ на мои слова с неба крупными и редкими хлопьями посыпался первый снег.

Снег сошел на следующий после турнира день, но зарядили дожди. Мы с Йоргом даже не могли выбраться в Линкарион, чтобы продать наши трофеи. Отношения с линкарионцами после столь сокрушительной победы, разумеется, не улучшились. Мой побратим целыми днями спал как сурок или начищал свое оружие, а я очень скоро снова почувствовал себя в западне и сбежал на стройку.

Навес за время моего отсутствия превратился в теплый сухой сарайчик с верстаками по углам, грубыми скамьями, столом, факелами на стенах. Похоже, мой пленник неплохо устроился. Во всяком случае, меня он встретил совсем по-хозяйски.

— А, господин Ражден, рад вас видеть. У вашей милости нюх — только что полировку закончил. Пойдемте, вам первому покажу.

На деревянном настиле в центре мастерской стояли две длинные, почти сплошь покрытые резьбой скамьи. Март указал на них широким жестом и пояснил:

— Осталось только гнезда для факелов сделать, и совсем готовы будут. Ну разве не красавицы?

Я как-то раньше никогда не обращал внимания на скамейки и теперь не знал, что сказать. Мне не хотелось его обижать, не хотелось и показывать собственную глупость.

— А что за дерево? — спросил я.

— Дуб, конечно, — в голосе его звучала нежность. Он снял со стены факел и поднес к скамье. — Иди ближе, смотри, как огонь в глубине отражается.

Спинки и опоры скамей сплошь покрывали завитки ветвей с дубовыми листьями и желудями. По краям спинки взлетали вверх, как шпиль будущего храма, основания для факелов. А на торцах, среди все тех же лиственных зарослей, спрятались картинки: птица, несущая в когтях змею, окруженная розеткой из четырех лепестков, мой старый знакомец волк, из пасти которого растет дерево, вернее (теперь я присмотрелся) не дерево, а что-то вроде лозы. На другой стороне — та же лоза в цвету. У корней ее бродит кабан, на вершине клюет плоды птица, а вот косматый большеглазый Бес Звезды, злой дух из преданий черноголовых, который также частенько вредил и церетам, беседует с человеком в плаще Наставника.