Алексей Волков - За оградой есть Огранда

Конь давно успокоился и перешел на шаг. Иванов не замечал и этого. Он был полностью погружен в сладострастные грезы, и лишь изредка выплывал из них в реальность и озирался по сторонам в поисках требуемой деревни. Не обнаружив искомого, он вновь скрывался в своих мечтах, где любовь была обильно переплетена с почестями, а череда праздников — с чередой невероятных приключений и спасений миров.

Но мечтами сыт не будешь. В лучшем случае их можно использовать в качестве приправы к более реальной пище. Антошка очнулся от натурального, невыдуманного голода. Судя по тому, что солнце повисло почти над самой головой и оттуда старательно нагревало доспехи, времени с момента отправления прошло немало. Завтракал-то Иванов если не с первыми, так со вторыми или третьими петухами, и по причине некоторого нездоровья и желания поспать особого аппетита не испытывал.

Спать теперь не хотелось, но от голода живот прилип к спине так плотно, что требовалась двойная порция для восстановления исконного положения и еще столько же — для его достойного наполнения.

Перед настойчивыми требованиями желудка отступила даже любовь. Как ни хотелось Антошке побыстрее выполнить единственное условие Берендея и вернуться к милой Василисушке, пришлось сделать привал.

Хорошо, что захваченный с собой мешок был доверху полон продовольствием. В противном случае вполне серьезная опасность грозила коню. Ведь лучше идти пешком сытому, чем ехать голодному.

Но дворцовые слуги постарались на славу. Антошка прикинул количество продуктов и на радостях даже поделился со своим скакуном круто посоленной горбушкой. Себе богатырь скромно оставил остальное: сало, окорок, пару холодных куриц, копченого осетра, два десятка вареных яиц, соленые огурцы, небольшие, размером с тарелку для второго пироги с капустой, яблоками, творогом, мясом и вареньем и укрытую на самом дне литровую бутыль с самогоном.

Солнце жарило так, что Иванов практически не притронулся к благородному напитку. Выпил чарочку для аппетита и бодрости и сразу усиленно налег на закуску. Оторваться от нее оказалось невозможным. Лишь изредка, прожевывая очередной кусок, Антошка озирался по сторонам, смотрел, не подкрадываются ли откуда-нибудь разбойники, странствующие злодеи, кочевые орды и прочий голодный люд.

Вокруг было спокойно. Только конь старательно жевал траву, не обращая ни малейшего внимания на своего господина, да высоко в небе порою маячили какие-то птицы. Может, те самые журавли, которым положено летать, пока синицы устроились на руках, а может, и какие-то соколоподобные хищники. Все равно в подобных пустяках Антошка не разбирался и из всех пернатых, кроме голубя, воробья и вороны, с уверенностью узнал бы разве что пингвина. Но вряд ли последние рискнули так далеко залететь от родной Антарктиды, и, значит, в небе кружились явно не они.

Голод не тетка, но и сытость — тоже коварный родственник. Изрядно отяжелевший Антошка решил малость поберечь своего коня, дать ему отдохнуть, а сам пока прилег в тени раскидистого дерева и принялся обдумывать предстоящее.

Проснулся он от ярко бившего в глаза солнца, коварно переменившего положение на небе, дабы не дать богатырю поразмышлять как следует. Иванов попробовал переползти в тень, чтобы потрудиться умственно дальше, но кольчуга была раскалена, словно плита, а тело выделило столько пота, что одежда прилипла к ему едва ли не намертво.

Пришлось встать и продолжить путь. Было жарко и неприятно, однако Антошка мужественно утешал себя тем, что, когда холодно, хорошего ничуть не больше.

Вертлявая дорога завела его в лес, и Иванов обрадовался долгожданной тени.

Как оказалось, толку от тени было мало. В лесу царила страшная духота, как будто неведомые людоеды согнали ее сюда со всего света с целью потушить славного героя до полной готовности.

Лес тянулся долго. Или дорога петляла на одном месте, заблудившись в трех соснах не хуже Сусанина. Антошка даже стал понимать дружинников, до сих пор не сумевших взять с Жадинки положенной дани. Попробуй до нее доберись! Не спаришься, так сваришься, если чего не хуже.

Если бы не любовь, Антошка тоже бы не выдержал и повернул назад. Трудности можно приврать и преувеличить, оправдаться перед Берендеем, так наверняка и сделали незадачливые предшественники. Им было легче: подумаешь, служба! Иванов же ввязался в дело исключительно по своему желанию, для себя, и потому не выполнить условие не мог.

Дорога вдруг выкатилась из леса, как монета из рваного кармана, и дальнейший путь сразу преградила река. Дорога ныряла в нее, проползала под водой метров пятнадцать и выныривала на другом берегу. Антошка заколебался, сомневаясь в своих способностях к плаванию с грудой железа на плечах, однако конь даже не замедлил шага.

Конь оказался прав в своих предположениях или знал все заранее. В месте переправы речка оказалась мелкой, ноги Иванова и те остались сухими, а дорога уже петляла дальше и дальше. На одном из поворотов Антошка совсем рядом разглядел деревню. До нее и было-то ничего, да дорога не пожелала отпускать всадника и крутила его вокруг да около не меньше часа.

Время стояло летнее, для крестьян — рабочее, однако богатыря уже заметили и, побросав покосы и уборки, собрались у околицы. Все же свежий человек, да к тому же богатырь, глядишь — и расскажет нечто забавное о блестящих подвигах и сногсшибательных приключениях, повеселит работящий люд не хуже любого скомороха.

Увидав толпу, Антошка подбоченился, упер руку в бок и громко крикнул:

— Здорово, жадинцы! Вы почто налогов Берендею не плотите?

Вместо ответа крестьяне дружно заржали, будто услышали что-то чрезвычайно остроумное.

Если бы они подняли гневный гвалт, а то и вообще набросились на Иванова, тот бы чувствовал себя намного лучше. Что это за богатырь, который не в состоянии разогнать толпу лапотников? Но смех!..

Антошка покраснел как рак и вдруг испытал приступ холодной ярости. Издеваться над победителем дракона и будущим княжеским тестем?!

Хохот продолжался и тогда, когда богатырь спрыгнул с коня и со свирепым видом пошел прямо на толпу. Хотелось от души рубануть какого-нибудь развеселого лапотника, да так, чтобы его сразу стало двое.

Ближайшие жадинцы разглядели выражение Антошкиного лица, и смех начал потихоньку стихать. Над толпой повисла недоуменная тишина, когда люди сами не понимают причины собственного молчания. Ее нарушали лишь редкие запоздалые смешки стоящих поодаль.

В этой тишине Антошка подошел к лапотникам вплотную, вытащил меч и что было силы рубанул по подвернувшейся под руку стойке открытых ворот.

Стойка оказалась основательно подгнившей и переломилась с треском, больше смахивающим на выстрел. Верхняя часть, отчаянно кувыркаясь, полетела в толпу, и люди шарахнулись в стороны. А в следующий момент выяснилось, что подгнившей была не только стойка.