Энгус Уэллс - Дикая магия

В умирающем свете дня лучники противника прятались за высоким завалом из стволов елей.

Чазали еще раз что-то крикнул и развернул лошадь спиной к дороге; от Очена исходили красные змеиные языки пламени, и от соприкосновения с ними уваги гибли, вспыхивая наводящим ужас огнем.

А затем они сошлись — омерзительные колдовские существа Рхыфамуна и не испугавшиеся их котузены, и вазирю пришлось отказаться от колдовского огня.

Меч Брахта переливался в магическом свете; керниец крушил и колол. Вороной храпел и бил противника копытами. Катя орудовала саблей с не меньшим проворством, успевая при этом управлять своей не подготовленной к бою лошадью. Клинки и копыта крушили плоть, из ревущих серых теней брызгала кровь, но они, словно не замечая этого, вновь и вновь набрасывались на котузенов как бешеные волки. Для них боль будто не существовала вовсе, ими двигало колдовство Рхыфамуна.

Там, где Каландрилл с трудом удерживал словно взбесившегося гнедого, уваги прорубили небольшую тропу среди котузенов. Каландрилл замахнулся мечом, но вдруг услышал окрик Очена:

— Нет, ради Хоруля! Не забывай, а то умрешь!

Каландрилл вспомнил, спрятал меч в ножны и вытащил кортик, воткнул его в оскаленную морду, но увагу, не обращая внимания на зияющую рану, вновь набросился на Каландрилла. Юноша ударил еще раз — безрезультатно — увагу с такой силой набросился на мерина, что тот едва не упал. Каландрилл на мгновение увидел черные доспехи и меч, пролетевший мимо него и вспоровший грудь нападавшего. Затем невероятно мощные руки схватили его за запястье и выдернули из седла падающего мерина. Каландрилл почувствовал сильный удар в висок. Мерин навалился на него всем своим весом, в глазах Каландрилла вспыхнул огонь, ему показалось, он закричал. Смутно он чувствовал, что кто-то вытащил его из-под лошади.

Стычка была короткой. Тенсаев, хотя и поддержанных увагами, было слишком мало, чтобы взять верх над котузенами Чазали. Доспехи врагов были примитивными, составленными из разных кусочков, отобранными у жертв. Да и оружие было под стать. Они больше привыкли охотиться на беззащитных крестьян, чем на подготовленных воинов, и долго не могли выдержать. Котузены заняли оборонительные позиции, затем соскочили с лошадей и углубились в лес. Те из разбойников, что не успели убежать, были разрублены на кусочки. Одиннадцать человек Чазали погибли, пять лошадей пали, пятерых тенсаев удалось захватить живьем, четверым по приказанию Чазали перерезали глотки, пятого привели к Очену и бросили на колени перед вазирем.

Катя и Брахт с обнаженными мечами протолкнулись через окружавших колдуна котузенов. В глазах их сверкали злость и ужас.

— Каландрилл в плену. — Брахт стер кровь с меча и приставил кончик его к щеке тенсая. — Куда? Скажешь сам, или мне выколоть тебе глаза?

Воины джессеритов одобрительно гудели. Бандит застонал. Из раны на лбу и на плече капала кровь. Теперь она закапала и из щеки. В воздухе запахло мочой.

— Куда?

— Постой! — воскликнул Очен. — Это можно сделать проще.

— Я вижу только одну возможность: вырезать из него ответы мечом, — огрызнулся Брахт.

— Поверь мне, — настаивал вазирь, — убери клинок.

Керниец с мгновение смотрел на него. Катя сказала:

— А Ценнайра, где Ценнайра?

— Погодите! — В голосе Очена зазвучали стальные нотки. Он жестом приказал им отойти. Брахт с неохотой сунул меч в ножны, но не убрал руку с эфеса. — Я выведаю у него все. Ему ничего не утаить.

Он кивнул Чазали, тот схватил тенсая за распущенные волосы и дернул голову назад. Очен взял тенсая за подбородок и посмотрел бандиту прямо в глаза. Из них, смешиваясь с кровью, потекли слезы. Колдун буравил пленника взглядом.

Маг заговорил едва слышно, и с каждым словом в воздухе крепчал запах миндаля. Свободной рукой Очен рисовал в воздухе тайные знамения, и тело тенсая вдруг обмякло, полные ужаса глаза стали пустыми и уставились в никуда, и он заговорил:

— Когда мы его увидели, то хотели отобрать лошадь и доспехи… Но не смогли… он сильный… как вазирь… даже сильнее… как вазирь-нарумасу.

Пленника передернуло, на губах его выступила пена. Очен провел рукой по его лицу, запах миндаля усилился.

— В нем сила… Он убил очень многих из нас, мы не могли бежать… мы подчинились ему… Он сделал увагов и поставил перед нами цель: остановить его преследователей, троих — чужеземцев, не джессеритов… женщину и двоих мужчин из земель, лежащих по ту сторону… Он нарисовал их лица в головах увагов… Мы не можем ослушаться. Уваги убьют нас, если мы… Мы не можем… Только подчиняться…

— Куда? — снова потребовал Брахт. — Куда они увели Каландрилла?

Тенсай, которого Чазали по-прежнему держал за волосы, попробовал отрицательно мотнуть головой; жилы на шее у него напряглись, вены бились, по щекам текли слезы вперемешку с кровью. На губах выступила пена.

— Не знаю… Уваги подчиняются ему… только ему.

— Большего он не знает, — сказал Очен.

— Где их лагерь? — спросил Брахт, глядя на вазиря — Они наверняка отведут Каландрилла к себе.

«Если он еще жив» — эта фраза словно повисла в воздухе.

Очен еще раз повел рукой, и тенсай забормотал:

— У нас больше нет лагеря… Мы скачем вслед за вами. Увагам приказано захватить вас… тебя… кернийца… светловолосую женщину… Одного достаточно. Он сказал… неважно кого… Это вас остановит.

— Большего он не знает, — повторил Очен, потом взглянул на Чазали и кивнул; киривашен вытащил нож и перерезал тенсаю глотку.

— Ахрд! — Брахт пнул извивающееся тело и с горечью в голосе крикнул: — По коням! За ними!

— Мы их не поймаем. — Очен обвел рукой чернеющие лес и небо: — Леса здесь слишком густые, спускается ночь.

— Я не брошу Каландрилла! — Брахт побежал к коню. — Надо будет — поскачу один. Катя, ты со мной?

— Подожди, — сказала девушка и твердо взяла кернийца за руку. В глазах ее стояло беспокойство и сомнение. — Сначала дай сказать.

— Сказать? — Брахт вырвал руку и вставил ногу в стремя. — Каландрилла взяли в плен, и если нас не трое, Рхыфамун победил. Он завоюет мир для своего хозяина. Надо скакать вперед — и да проклянет Ахрд увагов!

— Стой! — Катя крепко схватила его за плечи и заставила вытащить ногу из стремени: жеребец заржал, нетерпеливо затопал копытами и обнажил желтые зубы. Катя развернула Брахта и ткнула рукой в джессеритов. — Они знают лес лучше нас, а Очен лучше нас знает увагов. Сперва выслушай, потом решим.

Брахт с мгновение хмуро смотрел в серые глаза, но Катя спокойно выдержала его взгляд. Керниец недовольно кивнул. Катя отпустила кернийца и обратилась к Очену и Чазали:

— Что вы посоветуете?

Лицо, скрытое под стальной вуалью, повернулось к вазирю, уступая ему право говорить первым. Очен погладил крашеными ногтями бороду. В уходящем свете дня лицо его казалось обеспокоенным.