Дженни Вурц - Проклятие Деш-Тира

— Да облегчит Эт твою ношу, мой принц, — прошептал он.

Потом, шатаясь, он побрел за занавеску и оказался в объятиях жены.

Дэния удивленно воскликнула, ощутив на лице Стейвена соленые слезы. Она прижала мужа к себе, потом осторожно переместила его руку на завязки своего лифа.

Стейвен откликнулся на ее призыв. В прогретом солнцем пространстве их спальной половины Дэния тихо ласкала его, пока ее горячее тело не приняло в себя всю его страсть, перемешанную с горечью. Но блаженство этой минуты омрачалось тем, что каждый понимал без слов: их любовное слияние могло оказаться последним.

Дакар остановился, отер струящийся со лба пот и хмуро глянул вниз. Там, похожая на лоскутное одеяло, лежала долина. Правильнее сказать, она была втиснута между высокими, отвесными черными скалами. Безумного Пророка вновь прошиб пот. Напуганный непривычной высотой, он пожаловался в пустоту:

— И это вы называете тропой? Я бы сказал, что это просто западня со смертельным исходом. Надеюсь, вы уже закончили со своей магической защитой? Если эта бестия сумеет найти лазейку и выбраться, мне наверняка несдобровать.

Дакар продолжал брюзжать, не получая ответа. Потом схватился за лямки заплечного мешка, свисавшего у него со спины наподобие большой расплющенной черепахи.

— Думаю, маги давно позабыли про человеческое отношение к ближним. Я поминутно рискую свалиться в пропасть да еще должен тащить на спине вот этот хлам, а вам наплевать. И вообще, я не нанимался к Содружеству в качестве вьючного животного. Это вы хоть слышите?

Прошелестел ветер, качнув неяркие цветы под ногами Дакара. А может, вернулся Харадмон, не желающий принимать зримый облик. Так оно и есть.

— Наконец-то! — встретил его Дакар. — Надсмотрщик в работном доме, и тот добрее. Почему бы не признать, что тебе заранее было известно, зачем Асандир заставил меня тащить этого проклятого Деш-Тира на самую высокую вершину Рокфальских гор?

— Желаешь поупражняться? — насмешливо предложил Харадмон, не обращая внимания на сетования Безумного Пророка.

Откуда-то сверху упал цветок с желтыми лепестками и зацепился за левое ухо Дакара. Тот сердито отшвырнул цветок прочь. Прижимаясь плечом к скале, он побрел дальше, пока узкая лента тропы опять не нырнула вниз, наполовину скрывшись под валунами. Здесь Дакар не преминул воспользоваться возможностью устроить привал, избрав для этого мшистый пятачок. Ему очень хотелось пить, но от воды, пробивавшейся сюда с ледяного источника, сразу заломило зубы. Ругнувшись, Дакар распрямился и сбросил мешок, внутри которого, опоясанный незримыми слоями магической защиты, лежал каменный сосуд с плененным Деш-Тиром.

— Мне бы надо кинуть его в ближайшую расщелину и поглядеть, как вы забегаете, вытаскивая его назад, — сердито заявил пророк.

— За чем же дело стало? Попробуй, — предложил бестелесный маг.

Дакар вспыхнул.

— Последний ийят способен лучше понимать шутки, чем ты.

— Хотелось бы надеяться, — ответил Харадмон.

Внизу крошечным пятнышком виднелся брошенный Дакаром цветок; он все еще падал. Через мгновение в воздухе возник зримый облик Харадмона.

— Иначе я бы славно пошутил, — сказал маг. — Я бы швырнул тебя вниз и посмотрел, как далеко ты улетишь и сколько раз подскочишь на камнях.

— Что ж, давай шути, — вздохнув, тоном жертвы произнес Дакар. — Я переломаю себе кости и проваляюсь полгода, а то и целый год.

Харадмон поскреб окладистую бороду. Ветер ерошил его начинающие редеть волосы и уносился вверх — туда, где на склонах лежал снег. Зеленые глаза мага хитро вспыхнули.

— Ты считаешь, что Асандир недопустимым образом обходится с тобой?

— Не со мной, — резко возразил Дакар. — Я уже не раз повторял, что он недопустимо обошелся с принцем Лизаэром.

Опасаясь, как бы Харадмон не устроил какой-нибудь трюк, Дакар с кряхтением встал и, мученически закатив глаза, взвалил мешок на плечи.

— Ситэр бы побрал великие замыслы вашего Содружества. Попользовались хорошим человеком, а потом сломали его.

— Ах, — вздохнул Харадмон и растаял в воздухе. Дакар ощущал его присутствие в виде струи холодного ветра, дувшего в противоположном направлении с горным. Безумный Пророк продолжил карабкаться по тропе, более пригодной для горных коз, чем для людей, к тому же отягощенных грузным телом.

— Ты, конечно, со мной не согласен, — бросил он Харадмону.

Бестелесный маг удивил его своим ответом.

— Тебе, кажется, не раз приходилось видеть, как Асандир добывает оленей.

— Я вообще не видел, чтобы он охотился на каких-нибудь зверей.

Дакар наклонился, почувствовав камешек, попавший в сапог. Тропа сделала крутой поворот, который пришлось одолевать не спеша, буквально вдавливая ягодицы в спасительную скалу. При этом объемистый, натруженный пивом живот Дакара выдавался над пропастью.

— Асандир просто устраивается в кустах и ждет. Рано или поздно появляется олень, подходит и падает замертво.

— Это не совсем так, — сердито поправил его Харадмон. — Асандир дает понять оленю, что нуждается в мясе, и спрашивает. У оленя есть свобода выбора. Если же его судьба и потребности людей совпадают, он умирает. Но лишь в этом случае.

— Только не говори мне, что Лизаэр согласился добровольно, — возмутился Дакар.

Тропа опять сделала зигзаг. На каменистой, покрытой инеем почве росли только бурые и черные лишайники. Голос Харадмона донесся откуда-то спереди:

— Нет, твой драгоценный принц уступил обстоятельствам, но сделал это сообразно врожденным свойствам своего характера. Содружество не предлагало ему ничего такого, что шло бы вразрез с его собственной волей и намерениями.

Дальше тропа становилась настолько опасной, что Дакару пришлось встать на четвереньки. Камешки, вылетавшие из-под него, подпрыгивали и падали вниз, на самое дно пропасти, где лежала Рокфальская долина.

— Ты не можешь этого утверждать... Сущности Деш-Тира... они же должны подчиняться Закону Всеобщего Равновесия, — сказал Дакар, обливаясь потом и хватая ртом воздух.

— Не будь в Лизаэре изъяна, никакая сущность не смогла бы в нем укорениться, — возразил Харадмон.

Лямки мешка больно врезались Дакару в плечи. Кожа на пятках была содрана в кровь. То, что творилось у пророка в душе, своей болезненностью очень напоминало содранные пятки.

— Но ведь Сетвир признавал, что Илессида подвело врожденное стремление к справедливости. Если бы Лизаэр не пытался добиться безупречной справедливости, сущностям было бы не за что в нем зацепиться.

— В таком случае у нашего Содружества есть богатая пища для размышлений, — с холодной невозмутимостью ответил Харадмон.