Элейн Каннингем - Эльфийская месть

– Надо сделать все возможное, чтобы задержать погоню, – продолжал Амарил. – Элдрин, Сонтар и Винделлей, взбирайтесь на деревья и возвращайтесь назад. Отыщите собак. Остановите их, и вы остановите людей. Обстреляйте отряд и постарайтесь, чтобы они свернули на север. Используйте только зеленые стрелы. А теперь ты, Тамсин, – обратился он к молодому воину в кожаном костюме, потемневшем от чужой крови. Амарил не решился отправить его к людям, – после боя Тамсин еще не успокоился и был кровожаднее тролля. – Ты отправляйся на север, к пещерам, что находятся за ясеневым лесом. Разбуди молодую белую дракониху, которая устроила себе там логово, и пусть она погонится за тобой. Приведешь ее к людям. Она ими займется. А сам по верхушкам деревьев возвращайся к нам.

На лице молодого эльфа вспыхнула свирепая усмешка.

– А в логове драконихи я оставлю большую охапку мяты, чтобы она могла освежить пасть после обеда!

Эльфийские воины отправились выполнять задания и мгновенно пропали в зеленой листве. Корригаш повернулся к своему другу.

– Отличный план. Но достаточно ли этого, чтобы их остановить?

– Сейчас? Возможно, – негромко ответил Амарил. – Но ненадолго.

Каждое утро с рассветом открывались массивные ворота Зазеспура, чтобы пропустить торговый люд, вливающий в городские артерии новые жизненные силы. Казну города пополняли таможенные сборы с экзотических товаров Калимшана и других восточных городов. Но рынки Зазеспура были полны не только заморскими товарами. Жители Тефира могли по праву гордиться своими мастерами, и их изделия пользовались спросом как на севере, так и на юге.

Редкие материалы прибывали в город и морем, и сухопутными путями. Чалтанское тиковое дерево и розовое дерево из Мазтикана становилось резными шкатулками, которыми так славился Тефир, а изящные механизмы и наборы крошечных колокольчиков, доставляемые из Лантана, превращали ящички в удивительные музыкальные игрушки. Металлы из покрытых льдами Северных Земель становились красивой посудой, оружием или украшениями; драгоценные камни занимали места в рукоятках мечей и золотых побрякушках. Тефирские изделия по всему миру славились своим качеством и элегантностью. Ткань из Муратмана не имела себе равных. Плащи, изготовленные из шерсти овец, пасущихся на склонах Пурпурных гор, служили так долго, что их передавали от отца к сыну, и немного нашлось бы ткачей за пределами Тефира, кто мог спрясть плотные нити, делавшие ткань почти непромокаемой.

Другой отраслью коммерции, очень важной для города, хоть и не такой обширной, было снабжение жителей продовольствием, выращенным на благодатных южных склонах Пурпурных гор к югу от Зазеспура. Караваны между Зазеспуром и Маракиром, сельскохозяйственным центром на пересечении Торгового Пути и реки Сулдаскон, ходили ежедневно, перевозя фрукты, зерно и мясо. За караванами пристально наблюдали представители торговой гильдии.

Не было ничего удивительного в том, что Квентин Ллориш, хозяин одного из таких караванов, проснувшись до рассвета и получив известие о прибытии нового помощника лорда Хьюна для сопровождения товаров, не испытал никакой радости.

Нельзя сказать, чтобы Квентин имел что-нибудь против лорда Хьюна, – это было далеко не так! Его господин отлично платил своим работникам и обращался с ними с необычной для Тефира учтивостью. Это принесло ему завидную популярность и обеспечивало лояльность работников надежнее, чем звонкая монета. По крайней мере, такое обхождение привлекало большую часть людей. А вот Квентин всегда предпочитал серебро.

Этого человека никогда не ограничивали узы верности своему господину или понятия честности. Он ни разу не упустил случая снять лишний слой сливок с ежедневной прибыли, приносимой караваном, чем значительно увеличивал свое вознаграждение. А потому одна мысль о том, что молодой и энергичный помощник будет заглядывать через его плечо и копаться в записях, вызвала прилив жгучей боли в желудке, с недавних пор ставшей его постоянной мучительницей.

В ожидании рассвета, наблюдая за последними приготовлениями в караване, Квентин прихлебывал из объемистой фляги козье молоко, смешанное с каким-то минералом. Напиток был отвратительным на вкус, но, по словам одного из местных алхимиков, со временем мог облегчить его страдания. В противном случае, как мрачно решил Квентин, с трудом глотая пойло, он потратит последний грош, лишь бы увидеть смерть алхимика, пусть тот утонет в козьем молоке!

– Капитан Квентин? – раздался слева от него высокомерный оклик. – Меня зовут Хашет, и я здесь по поручению лорда Хьюна.

Квентин едва не подавился. Помощником Хьюна оказался молодой, не достигший еще и двадцати лет человек. Судя по темным волосам, он мог быть отпрыском самого Хьюна, хотя нос с горбинкой и смуглая кожа предполагали примесь калишитской крови. Что ж, теперь это обычное дело для Зазеспура. В высшем обществе стало модным иметь любовницу из южных краев, по крайней мере, так не раз говорили Квентину. Сам он, однако, до сих пор обходился ласками жены – своей собственной, к его немалому огорчению.

– Добро пожаловать, парень, – отозвался Квентин с притворной сердечностью. – С рассветом мы отправляемся в путь. Выбирай себе любую лошадь, а потом я тебе покажу, что к чему.

– В этом нет необходимости, – пренебрежительно скривив губы, ответил Хашет и показал на крытый экипаж, запряженный парой прекрасных тонконогих гнедых коней.

Удивительно, что животные выглядели совершенно одинаково, вплоть до белых звездочек на лбу. В довершение к этой демонстрации богатства позади экипажа были привязаны могучий вороной жеребец и поджарая серая кобыла.

– Как видишь, я сам позаботился о средствах передвижения, да еще взял верховых лошадей, на тот случай, если надоест трястись в экипаже. А что до твоих дел, так моего господина все устраивает, а меня и подавно, – спокойно продолжал юноша. – Меня сюда направили для обучения, так что давай заключим сделку. Если тебя спросят, ты скажешь, что я внимательно наблюдал за всеми твоими действиями. Если спросят меня, я скажу, что не обнаружил никаких недостатков.

В голосе Хашета слышался легкий нажим, тонкий, чуть-чуть насмешливый намек на то, что юноше и так многое известно о делах, творившихся в караване. Квентин окинул его внимательным взглядом, надеясь, что ослышался. В ответ Хашет вызывающе приподнял одну бровь, и это исключало возможность всякой ошибки.

Горячая кислота, скопившаяся в желудке Квентина, волной изжоги выплеснулась прямо в горло.

– Согласен, – прохрипел он.

В этот момент ему больше всего хотелось сплюнуть, не оскорбив при этом навязавшегося в спутники аристократа.