Фиона Макинтош - Месть

Интересно, какими они были, его родители. Кем надо быть, каким даром обладать, чтобы произвести на свет колдуна? Да, это так и останется тайной. И что с ними случилось, он тоже никогда не узнает. Может быть, их уже нет на свете? Почему, как только он родился, они оставили его бабушке, а сами исчезли? Расстались ли они друг с другом? Гидеон запрещал себе задавать такие вопросы. Но время от времени, во сне, они снова звучали у него в голове…

Кто же он сам?

Иногда ему снился женский голос, который что-то нашептывал. Но стоило Гидеону проснуться, и он уже не мог вспомнить, о чем говорила невидимая женщина. Об этом он никогда и никому не рассказывал. Почему? Насколько он мог судить, она не говорила ему ничего такого, что могло вызвать страх или беспокойство. По правде сказать, этот голос его успокаивал. Гидеон не знал своей матери, но хотел верить, что ее голос звучит так же.

Мальчик заставил себя отвернуться от окна. Пора собираться… Он окинул взглядом келью. Стены сплошь увешаны астрономическими чертежами. Гидеон не скрывал, что наблюдение за звездами и интерес к иным мирам были его страстью, и прямо говорил, что собирается посвятить себя науке о звездах, когда примет постриг.

– Черные дьяволы! – ругался юный послушник, запихивая в свою маленькую котомку сменную мантию. – И зачем мне это нужно!

Бабушка, которую он помнил более чем смутно, пожертвовала монастырю целое состояние. С тех пор как Гидеон узнал эту новость, ему уже в сотый раз приходила в голову одна и та же мысль: навестить старушку перед смертью – самое меньшее, что он может для нее сделать. Вслед за мантией в сумке оказались шапка и грубые шерстяные рукавицы, которые вполне могли пригодиться в Петринских горах. Наконец, мальчик взглянул в небольшое зеркало на стене, убедился, что длинные волосы аккуратно стянуты в хвост, и только после этого взял котомку.

Голова садовая… И как мы собираемся коротать часы одиночества?

Мальчик вытащил из-под деревянного топчана, который служил ему ложем, свежую пачку тряпичной бумаги и, выпрямляясь, ударился затылком о раму. Гидеон еще морщился от боли, когда заметил кое-что на подоконнике. Каменный шарик. Гидеон так и не выяснил, откуда взялась эта вещица, но она была у него, столько он себя помнил. Камушек стал для него чем-то вроде талисмана, и мальчик всегда брал его с собой на Испытания. Задумчиво катая тяжелый шарик на ладони, Гидеон следил, как на его поверхности вспыхивают разноцветные огненные точки – малиновые, золотые, лиловые, изумрудные. Похоже, их не видел никто, кроме него самого. Однажды он показал шарик приятелям, но те только покрутили пальцами у виска. Ну и ладно. Он видел, и это зрелище было завораживающим.

Налюбовавшись, мальчик спрятал свое сокровище в глубокий карман мантии.

Шагая по холодному коридору, Гидеон прощался с послушниками, которые попадались навстречу, потом свернул на крытую галерею, а вслед ему вслед неслись насмешливые голоса:

– Что, удалось сбежать с экзаменов, Гинт?

– Передавай привет бабушке!

Ухмыляясь, Гидеон через три ступеньки бежал по лестнице. Вскоре крики и смех друзей стихли позади. Мальчик вошел в храм. Это было его самое любимое место в монастыре. Гидеон любил эти своды, под которыми сейчас царила тишина, и стройные колонны, и прекрасные сады – он не раз помогал монахам, которые за ними ухаживали. Ему хотелось напоследок насладиться покоем, прежде чем пройти под величественной аркой и оказаться в переднем дворе. Там, ожидая Гидеона и держа под уздцы оседланную лошадь, уже стоял старый конюх.

– Добрый день, почтенный Гинт.

– И тебе того же, Хорис.

Лошадку он узнал сразу. Как здорово, что ему дали Императрицу! Гидеону уже не раз доводилось ездить на этой кобылке. Нрав у нее был спокойный, одно удовольствие. Юный послушник протянул лошади яблоко, которое нарочно сорвал в саду.

– Угощайся, моя девочка, – он погладил кобылку по бархатному носу и повернулся к конюху: – спасибо, Хорис. Это моя любимица.

– Его преосвященство велел позаботиться, чтобы у тебя была хорошая лошадь, а лучше Императрицы у нас никого нет – ответил старик, протягивая мальчику повод. – В торбе корм, на два дня хватит. В Мербери придется пополнить запасы. Да, вот тебе записка. Отец Пирс поймал меня по дороге и просил передать.

И Хорис с почтительным поклоном протянул Гидеону сложенный листок.

Гидеон пробежал записку глазами. Отец Пирс писал, что в одном из седельных вьюков лежит кошелек, и советовал не сорить деньгами. В Петрине Гидеона должен воротить некий Гэлбрит, который и проводит его к дому бабушки.

– Ехать тебе дней пять, а то и шесть, – продолжал Хорис – Когда проедешь Мербери, держись главного тракта, а потом сверни в сторону Трех Озер. Попадешь прямиком в Петрик.

И старый конюх, кивнув на прощание, направился прочь. Крикнув ему вдогонку «Спасибо!», мальчик вскочил в седло, устроился поудобнее, помахал рукой монастырю, а потом легко ударил кобылку каблуками и направил ее на дорогу, которая уведет его от монастыря и всего, что было знакомо и привычно.

Позволив Императрице бежать легкой рысцой и вертя в кармане свой каменный шарик, Гидеон погрузился в мечты. Он представлял себя героем, который отправился в опасный путь. Он командовал войсками, сражался с чудовищами. И вокруг всегда были женщины, которые его обожали.

Ему еще никогда в жизни не доводилось бывать дальше Лидона. Так что это будет любопытно – посмотреть Петрин. Все говорят, что бабушка живет на окраине от города. Значит, можно будет устраивать долгие прогулки и готовиться к Испытаниям. Может быть, не так оно все и плохо… Только бы бабушка дожила до его отъезда.

Выбравшись на широкий тракт, Гидеон снова стукнул Императрицу пятками, заставляя кобылку прибавить шагу. Глаза мальчика мечтательно озирали поля, расстилающиеся справа и слева от дороги, а пальцы и сами собой перекатывали камушек. Внезапно Гидеон понял, что камушек словно наливается теплом. Стоило покрепче сжать его в руке, и прежнее светлое настроение сменилось тревогой, тем смутным чувством, когда ты начинаешь догадываться о ловушке. Однако через миг все прошло. Гидеон успокоился, опустил повод и, дав Императрице немного свободы, пустил ее галопом.

Камешек закатился на дно кармана, а вместе с ним и тревожные мысли.

– Это просто немыслимо! – воскликнула маленькая пышечка.

– Слушай, Лаурин, какое чудо… Я бы месяц к пудингу не притронулась, если бы за это меня увезли отсюда, от этих книжек и свитков, – вздохнула Эмили, единственная настоящая подруга Лаурин.

Девочки подружились, когда им было по пять лет. Каждая искренне стремилась поддерживать эту дружбу и видела, что не одинока в этом желании. Особенно Эмили – неказистая конопатая простушка с торчащими, как у белки, передними зубами. Любовь Лаурин согревала ее, как солнце.