Полина Копылова - Летописи Святых земель

– Факелов! – гаркнул Гирш, и напуганные слуги принесли огонь раньше, чем даже шевельнулись солдаты. Стало светло, но и страшно от желтых сполохов на оголенной стали оружия. Ниссагль двинулся к королеве, по пути подняв и спрятав за спину бокал Варграна, в котором еще оставалось залившееся в завитки раковины вино. Над Варграном хлопотали лекари, братья Гаскерро. Беатрикс продолжала сидеть на полу, то и дело обводя зал все еще диким взглядом. Губы ее кривились.

– Прошу покорнейше о подробностях, ваше величество…

– Подробность одна – измена. Этери Крон отравил Эккегарда, мой верный Ниссагль, вот и все подробности. Дознайся, почему он это сделал и что он еще хотел сделать, если хотел. – Она говорила очень медленно, низким голосом, опустив глаза.

– Понимаю! – Он хлопнул в ладоши, вызывая своих старшин. – Все обыскать, перерыть весь дом, вспороть все перины, никого отсюда до моего указания не отпускать, всех входящих задерживать! Преступника немедленно в оковы и в Сервайр. Исполнять!

Тут гости возле стены вспомнили о своей чести и зашумели.

– Вы не имеете права! – прозвучало несколько голосов сразу. Эвен Варгран, Рейар Крон, опекун и воспитатель сироты Этери, Окер Аргаред, стряхнув оцепенение, бросились одновременно вперед. Эвен ничего не видел, кроме своего распростертого на полу сына. Его, то ли из уважения к отцовским чувствам, то ли не ожидая от него такого стремительного порыва, пропустили, но огромный гвардеец равнодушно отшвырнул Аргареда назад, больно ткнув железным концом древка в живот, да и Крона отбросили к стене шипастым щитом. Их крики о том, что Этарет могут пленять и судить только Этарет и никто больше и никто никогда не смеет обыскивать Дома Высоких, тщетно сотрясали алый от пламени воздух. Побелев от ярости, оба смотрели, как Этери выволакивают из залы, как черно-серые безликие солдаты разбегаются по дому, направляемые криками команд и свистками, и стучат мечами об углы в узких галереях.

Лекари подняли Эккегарда на носилки, Эвен держался за них сбоку, Беатрикс одурело пошатывалась с другой стороны, и лицо ее ничего не выражало.

– И начнем ночь, – хрипло сказал Ниссагль и сел за стол.

Покой Правды, новоустроенная в Сервайре обширная камера пыток, имел отгороженный закут. Допросы производились в длинной низкой зале с необычным, гасящим звуки плоским потолком. Зала была уставлена пыточными снарядами. В отгороженном же закуте принимали доносчиков и свидетелей, чтобы при виде дыб, козел, воронок и крючьев с пучками плетей у них не костенел язык. Кабинетец служил, так сказать, преддверием.

Сейчас тяжелая широкая дверь в пыточную была приоткрыта, оттуда приглушенно вздыхали мехи, что-то почти уютно поскрипывало, позвякивало, потрескивало…

– И начнем ночь… – Ниссагль отвел шарик на цепочке, отпустил: гонг прозвучал неглубоким, металлически-чистым звуком, и тут же ему отозвался звон цепей.

Этери немилосердно трясло. Глаза его блестели, щеки пятнисто пылали, движения были резки.

– Цепи – снять! – приказал Ниссагль и, пока охранник возился с замками, самолично налил из узкогорлого кувшина темное слабое питье в два оловянных кубка. Потом он выскользнул из-за стола, самолично же подвинул широкое кресло и усадил в него Этери, положив обе руки тому на плечи.

– Ну, сиятельный магнат Этери, я жду от вас вразумительных объяснений, – сказал он как будто даже ласково и с несомненным уважением в голосе. – Быть может, с вами обошлись грубовато, но и вы тоже хороши. Учинить такое?.. По правде сказать, вас могли убить на месте. А теперь успокойтесь и объясните мне внятно: что такое вы подлили в величальный кубок Эккегарда Варграна и с какой целью?

– Приворотное зелье, – вдруг быстро сказал Этери, сам не поняв, откуда у него взялись именно эти слова.

– Приворотное зелье… Так-так. Хорошо. Но ведь согласно новейшим утверждениям медиков приворотное зелье есть не что иное, как чрезвычайно сгущенный укрепляющий состав. Почему же действие его было столь ужасно?

Тут Этери что-то как будто озарило – настрадавшийся разум нежданно принес ему спасение, и он заговорил окрепшим голосом.

– Господин Ниссагль. Я готов вам все сей же час разъяснить.

– Будьте уж любезны.

– Видите ли… Я должен признаться вам, что неравнодушен к ее величеству.

– Мы все любим нашу владычицу.

– Но я люблю ее не смиренно, не как подобает подданному. Когда я вызнал, что она станет женой Варграна, скорби моей не было границ. Я люблю ее, и я решил этому воспрепятствовать. Чарами создал я напиток, в который бросил ее любимые цветы, и поднес его ей в день помолвки. Только… Только я от волнения перепутал кубки. А вы ведь знаете старое правило, что напиток, который должен воспламенить двоих, смертелен для третьего, стоящего между ними. Эккегард, к общему несчастью, и стал жертвой моей безумной любви. Вот какая грустная история, господин Ниссагль. Я повинен в братоубийстве, которого не желал, и в нечестивой любви к той, что мне не предназначена, – вдвойне нечестивой любви, потому что она еще и другого племени.

Ниссагль внимательно ощупывал его взглядом. Прекрасное лицо, сапфировые очи, только кончики губ чуть дрожат.

– Яснейший магнат, – начал он как можно мягче, – я вижу, тут судьба свила клубочек. Вы представили мне свое объяснение прискорбных событий, за что благодарю. Но дело в том, что я ничему не доверяю без проверки. Поэтому прошу вас потрудиться и взглянуть вот сюда, – и он поднял с пола на стол кубок-раковину и, не давая Этери опомниться, продолжил:

– Вот сосуд, из которого пил Эккегард. Если, по-вашему, там любовное зелье, смертельное, по вашим же словам, только для соперника, так допейте остаток. Это и будет венцом вашего оправдания.

Лицо Этери явственно побледнело, и страх отразился в его глазах.

– Но, господин Ниссагль, – зазвучал его внезапна охрипший, прерывистый голос, – я ведь тоже могу умереть. Я могу умереть от любовной тоски, которую оно вызывает.

– Так не сразу же, – жестко рассмеялся Ниссагль, – недельку-то протянете. А там, глядишь, королева узнает о ваших муках и простит вас. Великая любовь случается нечасто, может, в легенду попадете. Не каждый же день юные герои кубки путают.

Этери вздрогнул.

– Ну, – требовательно наседал Ниссагль, – пейте же, я не дам вам умереть. Сам за вас похлопочу. И летописцам накажу, чтоб записали.

– Нет! – воскликнул Этери, отшатываясь.

– Пей! – заорал Ниссагль, перегибаясь через стол, обхватывая арестованного за шею и прижимая к его побелевшим губам золотую кромку кубка. – Пей, сволочь! Глотай свою скверну, тварь!

От ужаса Этери словно парализовало. Он шевельнуться не мог. Ниссагль наклонил сосуд – смертельная жидкость неизбежно коснулась бы уст молодого магната. Этери отчаянно закричал: «Помогите!» – и, неуклюже оттолкнув Ниссагля, согнулся в Кресле, закрыв руками искаженное лицо. Ниссагль вылетел из-за стола, выдернул за плечи юношу из кресла и закричал в его обезумевшие глаза: