Леонида Подвойская - Предтечи зверя. Максим

– Я не ушёл! - чуть не всхлипнул от несправедливого обвинения подросток. - Вы хоть новости слушаете? Что после было, а? Слышали? Думаешь, облитую кислотой девушку легко вылечить? Всю ихнюю боль через себя пропускаешь! Через себя! Не видела разве? Когда там, в приюте? Да, она проходит, но когда? Вот, у Людмилы…ну, у этой девушки, которой кислотой лицо, глаз и кожи почти не было… представляешь, как это болело? А мне - через себя! А теперь какая- то соплячка упрекает!

От острой обиды у подростка перехватило горло и он, махнув рукой, замолчал, открыл купленную книжку и будто бы погрузился в чтение.

Татьяна, некоторое время сидела молча - переваривала сказанное, в том числе и "соплячку". Затем легонько, словно дыханием, коснулась своей лапкой руки Максима.

– Не дуйся, тебе не идёт. Когда ты лечишь, когда ты мучаешься от боли, даже когда…пристаёшь - покраснела она - ты гораздо интереснее. А сейчас, как надутый обиженный индюк.

В " обиженном надутом индюке" было что- то комичное и Максим, не сдержавшись, фыркнул.

– Ты хоть индюка в жизни видела?

– Вообще-то нет. В столице они не водятся. А у вас, что, прямо по дворам и гуляют?

– Нет, но у дальних родственников в деревне…

Дальше разговор пошел о всякой всячине, но был прерван бесцеремонным вторжением.

– Вот с кем! - радостно возопил пьяный мужик средних лет. Это был типичный представитель "среднего класса" - уже ушедший от пролетариата, но ещё не дотянувшийся до крупных воротил предприниматель. Именно такие, неудовлетворенные собой и своим положением мужланы становятся головной болью во всех поездах, самолетах, автобусных турах и всевозможных круизах. Страстное желание прыгнуть выше своего статуса реализуется у них во хмелю в этакую удаль русского купчины - приставание к обслуживающему персоналу на уровне "эй, человек", и к соседям с никчемными, но кажущимися ему значительными разговорами. Свою значительность такие хамы подчеркивают эпатажем - криками и нецензурщиной. Трезвые они еще ничего. Но не нажраться в дорогу, а тем более - в дороге они просто не могут. В большинстве своём эти люди не злые, и даже не храбрые - просто дураки. Правда, окружающим от этого не легче.

–А я вот сижу- сижу один… Контракт заключил… На сто тысяч. Да, такие дела, - плюхнулся он на мягкий купейный диван. - А попутчика нет. А один пить не привык. У меня коньячок здесь. А это икра какая- то. И лимончик. Как царь - батюшка. Эй, официантка! То есть, стюардесса! Тьфу…! - выругался он. - Всё перемешалось. Это был недавно в Дубаях. Пока летел, стюардесса достала. В первом классе летел, а они обнаглели, - ноль внимания! За что бабки… А, вот и ты! Долго движешься. Вот что… Нам рюмочки, там, что из напитков… И быстро!

Проводница ушла, а гость начал рассказывать о своём деле. Получалось плохо и путанно. Кроме того, он постоянно срывался на матюки.

– Да ты не корчись, не корчись, пацанка, - вдруг рассвирипел он, увидев презрительную мину на лице у Татьяны. - Я тебе в отцы гожусь!

– Нет! - твёрдо возразила девушка.

– Что нет? - не понял незваный гость.

– Не годитесь вы мне в отцы.

– Ха-ха-ха, молодец, сострила! - пьяно захохотал он. Люблю таких - молодых да ранних - полез к Татьяне с объятиями предприниматель.

Это переполнило чашу терпения Макса. Гость вдруг согнулся пополам и, страшно побледнев, покрылся холодным потом.

– Сердце… врача, - синеющими губами прошептал он.

– Танюша, позови проводницу, - попросил Макс, укладывая незадачливого посетителя на полку. Та пулей рванулась к купе проводницы и, сообщив новость, той же пулей примчалась обратно. Ковровая дорожка приглушала её шаги и, приблизившись к своему купе, она услышала:

– Каждый раз, как нажрёшься, будет тебе вот так. Всякий раз, как нахамишь, будет вот так. Всякий раз, как заматеришься, будет вот так!

– Но я сдохну! Я после армии по другому не могу! Ты сопляк! Пройдешь с моё! - уже начал хорохориться хворый.

– Да ты не понял! - удивился Максим. - Понюхай ещё и задумайся, герой! А не сможешь, по - людски, так сдохнешь, - и предпринимателя вновь скрутило от боли.

Через пару мгновений примчалась проводница и участливо попросила держаться - через несколько минут на станции будет ждать Скорая.

– С поезда снимут? Да ты понимаешь… подхватился было больной, но вновь ахнул и закатил глаза.

Когда на станции в вагон ворвались люди с носилками и при толпе перронных зевак вынесли и загрузили болящего, проводница облегчённо вздохнула и заулыбалась.

– Ненавижу это хамло, - сообщила она ребятам. - Но приходится терпеть.

– Заберите всё это - кивнул Макс на расставленное на столике угощение. Мы не пьем, а этот…господин уже наверняка не спохватится.

Когда вновь оставшиеся наедине подростки отхлёбывали чай, Татьяна поинтересовалась, давно ли Макс вот так дрессирует хамов.

– Ну, просто вот таких - нет, первый… А вообще - то приходится. Ты видела? - вдруг спохватился он.

– Видела и слышала. Это жестоко. Он задыхался от боли!

– Это - жестоко? Это - как условный рефлекс. Только отрицательный. Тронул провод - ударило током. Так и здесь. Человеком станет.

– А если нет?

– Тогда пусть не портит жизнь другим.

– Пусть умрет, да? Подохнет, как ты ему сказал?

– Пускай.

– Не много ли ты на себя берешь?

– Может, и много, но кому-то же надо, наконец…

– Надо? Тебе Бог дал дар исцелять.

– Но мне Он же дал и дар убивать! - в запале вырвалось у подростка. Мстить! Мне отмщение и аз воздам, так что-ли?

– И ты…убивал? - отшатнулась от него Татьяна.

– Приходилось. Но ты не ахай так. Ты выслушай…

Дорога была долгой, никто Максима не прерывал, и он, подробно осмысливая происходящее с ним и вокруг него, рассказал всё. Ну, почти всё, конечно. О личностных взаимоотношениях с девушками он распространяться не стал.

– Вот такая фишка. Ну, что скажешь? - поздно ночью прервался, наконец, он. Так кто же я?

– Илия?

– Или ты? - удивился подросток. Ты тоже?

– Да нет же. Был такой пророк. А может, Елисей? По жестокости ближе к тебе. Того дети дразнили плешивым, и он натравил на них медведей. Сорок два ребёнка разорвали.

– Но я же, наоборот, спасаю детей! А эти… Они ещё не то заслужили!

– А чем они теперь занимаются?

– Кто?

– Ну, все эти слепые, хромые, однорукие, парализованные и прочие тобой изувеченные?

– Ннне знаю, - озадаченно ответил Макс. - Не задумывался.

– Они же живые люди. Им хочется и есть, и пить, по крайней мере. Ну, потратят, что накрали, а дальше?

– Но это их проблемы. Раньше надо было думать.

– Кто воровал по карманам, будут теперь, как это… стоять на шухере, кто ослеп, будет какой- нибудь притон держать, эти, безногие… ну тоже на что- нибудь сгодятся. А самые подлые и хитрые будут планировать преступления. Ты же их этим не исправил.