Леонида Подвойская - Предтечи зверя. Максим

– Почему? - искренне закричал Максим, ожидавший чего - нибудь совершенно другого.

– Тссс - приложила девушка пальчик к его губам. - Разбудишь Дониху, огребем оба. - Макс знал характер "Донихи" - вдовы умершего уже при его осознанной памяти цыгана Дона. Сам он был ничего. По пьяни рассказывал, что его дед вместе с Егоровым и Кантария устанавливал флаг над Рейхстагом, а потом его из-за политических соображений вычеркнули из истории. Во времена перестройки в это кто- то даже верил. Но вот сама "Дониха" была исключительно склочной бабой. Сейчас подростки ворковали возле ее самой пышной в городке клумбы и именно ее окна глазницами черепа таращились на них. Девушка была права, и Макс снизил тон. Точнее, вообще подавленно замолчал.

– Бартер есть бартер, отвечай теперь ты на вопрос. Что с тобой случилось, Максим? Ты же стал совсем другим…

– Не знаю, Танюша. Ну, не знаю. И посоветоваться не с кем. Нет, вообще-то начал советоваться, но…, - он подавленно замолчал, вспомнив, с кем он советовался, и что из этого вышло.

– Ну, хорошо. Продолжим викторину - взмахнула волнистой челкой девушка.

– Тебе очень идет вот это… - "Как волны волосы твои", - помнишь?

– Ну как же, как же, разве такое забудешь? Первый посвященный мне стих. Как там дальше? "А в них банты, как корабли?" - меткое сравнение.

– Ай, Танька, не вгоняй в краску.

– Первый вспомнил. Ладно. "Что случилось"? А ты что, не понял? Я лю… мне нравится другой - быстро поправилась Татьяна.

– Ну, конечно, - съязвил Максим. Если меня ты ненавидишь, то любишь другого. Или, как Папандопало пел - "Ты меня не любишь, а его кусаешь"?

– Давай без комментариев. Вопрос - ответ. Почему ты изменился?

– Но я не знаю. Ну, не знаю, Мышонок!

– Имей в иду,- подхватилась со скамейки Татьяна. - Не потерплю!!!

– Ну, конечно, что положено Юпитеру…

– Что ты говоришь? - вдруг резко успокоилась девушка. Это он - то, Юпитер? Это же ты, какой - то… ну, не Юпитер, то… Аполлон - с вызовом высказала она.

– Я, Аполлон? Ты, Тань, не издевайся, а?

– Не обольщайся. Не для меня. Понял? Для других.

– Кого это других? - охрипшим вдруг голосом переспросил юноша.

– Без комментариев. Ты сам, как склеротик из анекдота - "не помню, не знаю"…

– Ты тоже не откровенничаешь. Ну, хорошо. В чем я виноват перед тобой?

Каким-то очень женским, взрослым, понимающим взглядом ответила девушка зарвавшемуся парню, а вслух добавила - Если бы хотел, сам бы рассказал. Но ты же не хочешь, правда? Зачем спрашиваешь?

– Ты сама меня оттолкнула - хмуро стал оправдываться Максим. Ну зачем ты тогда? Я же с открытой душой. Вспомни, вспомни, как для тебя пели все соловьи, а? А ты - " Повелитель мух!"

– Макс. Максим. Максик, - пробрало, наконец, девушку. Она прижалась к плечу юноши. Ну, страшно мне было. И неприятно. Ну, что, эти соловьи слетелись. Кстати - про них-то я никому не рассказала. Потом эти жуки. Красиво, но… Лучше бы поцеловал тогда… - она вдруг всхлипнула. - Вот когда ты лежал в больнице… такой несчастный… Я тебя, кажется, любила…

– Ты что, приезжала?

Девушка молча кивнула головой и от смущения отвернулась. - А вернулся - "что-вы, что- вы". Даже Кнопке такое придумал! Как же "Принц цветов!".

– Но это же было потом - вяло отбивался Максим.

– " Потом!" - передразнила его девушка. И целовался тоже "потом"!

– Да ты откуда знаешь?

– Пойми, ты, дурачок, мы же такие болтливые, как и вы, парни.

– Так что, Кнопка сама…?

– Ну, это уже в ответ на мои воспоминания…

– Нет, подожди… какие воспоминания? - насторожился Максим.

– И ты не помнишь? Твой день рождения… - она вдруг прикрыла глаза и заулыбалась. А Кнопку ты не пригласил. Вот и похвалилась своим… А вообще, ты уж очень многих с ума посводил. Даже Стервозу - и ту…

– За что и получил по морде, - улыбнулся юноша.

– Могла бы - убила бы, - улыбнулась в ответ Татьяна. - Слушай, а холодает. Можем, отложим, а?

Не хотелось, ну, очень не хотелось Максу прерывать это сладостное выяснение отношений. И он совершил очередное безумство.

– Ничего, сейчас потеплеет - пообещал он и обдал девушку той самой золотой волной. Короткой, теплой, сладостной.

– В чем ты виноват? - вспомнила вопрос Татьяна, открывая через несколько секунд глаза. - Да, потеплело, спасибо. Помнишь, я рассказывала про то, как отзывались о прыжке Бимона. "А мы продолжали прыгать в ту же лужу". Ты ее перепрыгнул - грустно усмехнулась она. А нам - плюх, плюх и плюх. Поэтому- флаг тебе в руки, но и скатертью дорога. Я думаю, скоро это поймут и остальные наши дурочки, тоже влюбленные в тебя.

Девушка спрыгнула со скамейки и исчезла в темноте.

– Тоже, тоже, тоже - повторял Макс, бредя домой. - "Тоже". Значит и ты? Юноша радостно набрал полную грудь прохладного, пропитанного зелеными ароматами воздуха.

Дома праздничное настроение изменилось. Неожиданно гадкий ком подкатил к горлу. Максим едва успел шмыгануть в туалет. Рвота была тяжелой. Выворачивало наизнанку. Максим несколько раз добирался до кухни, пил воду и его вновь и вновь выворачивало, последних два раза - чем-то едким, видимо - желчью. Придя в себя после такого потрясения, юноша перебрался в ванную умыться и замер перед зеркалом. На него изумленно пялилась его же, но красная, словно освежеванная физиономия.

– Это еще что такое, Господи? - испуганно прошептал Макс, проведя рукой по щекам. Краснота, похожая на кровавый пот, легко стиралась и пахла спиртным.

– Вино, - с облегчением понял подросток и, быстро раздевшись, полез в душ. Смываться пришлось несколько раз - странный пот все выступал и выступал. Наконец, все это закончилось, и донельзя ослабленный парнишка выбрался на балкон набираться сил. Мысли стали светлыми, и Максим понял - отторжение спиртного. Этого рано или поздно следовало ожидать. Можно было и додуматься самому. Если уж заряжаешься чистыми лучами, то какой может быть спирт. Это, вообще-то, дискуссинное положение нынешней ночью показалось юноше такой аксиомой, что он даже не продолжал ее обдумывать, а просто потянулся к лунному свету. И тут - же почувствовал чей- то взгляд. Это была, конечно, Татьяна. Мышонок вышел на балкон, полагая, что после ее признания не сможет, ну, просто не сможет ее Ромео спать и тоже выйдет на балкон. Она была права, но, увидев Максима и встретившись с ним взглядом, повертела пальцем у виска и метнулась с балкона. И действительно, какой же Ромео показался бы на лунном рандеву своей Джульетте в плавках?

– И это когда- то придется объяснять, - вздохнул Макс-Ромео, потянувшись к луне. Вскоре эти мысли ушли. Странный юноша заряжался странной лунной энергией. Он уже видел, как начинают светиться чистым серебряным лунным светом его нервы. Они, словно гитарные струны при наладке, натягивались и начинали подрагивать, потихоньку звуча какой- то удивительной мелодией. И когда все ноты слились в один звучный, восхитительный аккорд, Максим пошел в комнату отца. Белый - старший спал, положив голову на локоть правой руки - в позе, генетически присущей всем поколениям Белых. Максим вспомнил, что тоже устраивался в этой позе, отведав спиртного. Он вздрогнул, но о неприятном размышлять было некогда. Сын протянул руки над спящим и начал. Точнее - началось. Это было не прежнее целительство. Юноша с удивлением, а затем - с упоением наблюдал, как светящееся серебро перетекает от него в такие же струны. И отцовские струны начинают также светиться, а затем - и звучать, сливаясь уже в единый аккорд двух инструментов.