Леонида Подвойская - Предтечи Зверя. Алёна

– Вот теперь, сучка и поговорим. И только вякни!

Второй в это время выхватил сумочку, посветил внутрь и присвистнул.

– Дорогая. Одной валюты… - он принялся пересчитывать деньги.

– Так вот, ва-алютна-ая… - смачно выругался второй. - В этом сквере чтобы и духу твоего не было. Сечёшь? Не духов даже, а духу! Этот участок за нами и хотя бы здесь, но мы порядок наведём! Всё. Пшла вон!

– А… деньги?

– Деньги? - изумился говоривший. - Слава, она спрашивает про каа-акие- то деньги.

Слава, ухмыляясь, уже протягивал Алёне пустую сумочку.

– Вот ваша вещь. Мы чужого не хотим. О нас государство позаботилось.

– Отдавай деньги, урод! - обозлилась Алёна. Вообще-то они ещё были нужны, чтобы добраться до последней главной цели.

– Зря. Теперь не скоро отработаешь. Если только со спины будешь к клиентам клеиться. Сейчас посмотрим, кто урод, - и Слава ударил Алёну в лицо - сильным, тренированным ударом, не ломающим, а дробящим нос и навсегда сворачивающим его на бок. Он ахнул, когда кулак со всего маху заехал в стену, раскалывая костяшки пальцев. Не поняв. Что произошло, его напарник решил на всякий случай повалить девушку на землю, но подсечка рассекла воздух и он сам повалился на грязный, вонючий асфальт. Рядом повалился и шкаф - Слава, который, озверев от боли, решил ударить Алёну ногой.

– Вот так вам и валяться всю жизнь в грязи, скоты, - произнесла приговор пыхтящим, пытающимся встать на вдруг отказавшие ноги оборотням. Она вытянула из нагрудного кармана Славы украденные им деньги и пошла прочь. И, хотя Куки - пернатый змей недовольно обжигал её кожу, она не убила этих негодяев, по сравнению в теми, из ресторана, эти ещё имели право на жизнь. Пусть, даже, как калеки.

"Поэтому и говорят, что в городах по ночам на улицу не выйти", - рассуждала Алёна. Конечно, им не до хулиганья. Им валютных проституток подавай. Ну ладно. Будет им всем ночка. Притуплённая было шампанским боль утраты, вновь жгла сердце и требовала выхода. И Алёна окунулась в ночь - на тёмные аллеи сквериков и парков, в проходные дворы, пустынные улицы, - в места, где кучковалось прыщавое шакальё и где ночные пауки поджидали своих жертв.

Когда утром она вошла в подъезд учреждения, её уже встречал Свиридов - тоже явно не выспавшийся. Странно поглядывая на Алену, он представил ей серенького сопровождающего и проводил до подъехавшего к подъезду "мерса" с тонированными стёклами. А когда машина рванулась к аэродрому, почти с такой же скоростью кинулся к телефону.

Самолёт, натужно гудя, карабкался вверх.

– Вы не бойтесь, эта машина, хоть и устаревшая, но исключительно надёжная, - успокаивал Алёну неправильно понявший её бледность сопровождающий. - Вы раньше летали?

– Я? Летала… Пару раз…, - ответила девушка и повернулась к иллюминатору. Пару раз. "Туда" и "обратно". Или из "неоткуда" в "никуда"? Особенно удался рейс "в никуда". Спасибо Шлёме. Теперь память дополнилась и последним воспоминанием.

Алёна ещё никогда не летала в самолётах. Нет, наверное, летала, иначе как она бы попала на другой континент. Но сознательно… Сев в кресло у иллюминатора (ещё раз спасибо Ричарду), она наблюдала за посадкой пассажиров. Приятным сюрпризом оказалось, что часть попутчиков были земляками. Или соотечественниками? Во всяком случае - русскоязычными. Неприятным - их состояние. Это были туристы. По тому, что они могли себе позволить - довольно состоятельные туристы. Но одежда - майки, шорты до колен, жирные загривки и цепи на коротких шеях давали понять - всё те же нувориши, волею судеб, наглости и подлости выбравшиеся " из грязи в князи". А речь! Господи, а речь! Ну, её отец тоже матюкался, когда припечёт. И пацаны на танцах ругались - интересничали. Алёна улыбнулась, вспомнив свою уютную школу и школьные вечера. Но здесь! Среди женщин. Среди своих женщин! И как в порядке вещей. И ещё - пьяные. Ну как их вообще пускают? А вот толкутся несколько семей с малыми детьми. Хотят вместе, а билеты, как всегда - порознь. И стюардесса мечется - маленькая, миниатюрная. Улыбчивая. Нарядная - в беленькой кофточке с галстучком, в юбочке, открывающей кругленькие коленки. Симпатяжка. А эти, наши - матюками. Думают - не понимает. Где же уж ей по - русски. "Эй, стюардеска, ну-ка бегом; трам -тарарам, сюда трам - тарарам! Где посуда! Сервиз, называется, трам - тарарам! За что такие бабки плачены?

– Может, их сюда, а я пересяду? - решила помочь девушке Алёна.

– Нет, что Вы! Никак нельзя! Да вы же сами знаете!

Вообще-то Алёна ничего такого не знала, но настаивать или расспрашивать не стала. А стюардесса, рассадив-таки мам с детьми, на крики крутых сверкнула в улыбке своими маленькими зубками и зашла в кабину экипажа. Вскоре из динамика раздался солидный бас командира корабля. Поприветствовав пассажиров и рассказав время полёта, высоту и крейсерскую скорость, он также солидно предупредил, что у него есть право и некоторое время высадить из лайнера наиболее буйных и наиболее пьяных. Сказанное на трёх, в том числе на русском, языках возымело некоторое действие. Быки с подружками пить не перестали, но шум поунялся.

– Ну вот, почти закончили, - подсела к Алёне стюардесса. Натали меня зовут. А ты давно на линиях?

– Я? - изумилась девушка.

– Ладно - ладно. Я так просто. Знаю, что не положено. Но думаю, не тот рейс. Тебе-то спокойно будет, а мне! Господи, как я устала от этих хамов. Уже их ругательства выучила. Нет, не отвечать. Просто часто повторяются. Так мало, что ругаются и хамят, ещё и пристают. Для них стюардесса - так, публичная девка, если не хуже. Неужели в России все - вот так, запросто, по-скотски?

– Нет! - вырвалось у Алёны.

– Что, была там? Ну, к тебе и не пристанешь. Слушай… а как к вам перебраться, а? Может, расскажешь? Ну, просто эээ теоретически, без всяких там тайн и секретов?

Теперь Алёна поняла, что эта Натали приняла её за сотрудницу какой- то спецслужбы. Приняла? Или Дик так представил? Видимо, да. Иначе, как бы он её, минуя все эти контроли? Ну, пройдоха!

– Ладно, проехали! Я ведь так, к слову, - по своему поняла собеседница молчание Алёны. - Ну, будем готовиться.

Она встала и начала процедуру просвещения пассажиров о поведении на взлёте и в полёте, о запасных выходах и спасательном жилете, о кислородных масках и о питании, в общем - стандартное, известное всем летавшим заклинание. Потом попросила пристегнуть ремни и приготовиться к полёту. Алёна с удивлением слушала, как тонко посвистывает двигатель. Эта на такой махине - такие свистунчики? Но вскоре раздался мощный гул, и девушка догадалась - это было что-то типа автомобильного стартера. Затем басом загудел и второй двигатель. Алёна, не отрываясь, смотрела, как поплыла в иллюминаторе взлётная полоса, как проплыли мимо другие самолёты. Затем, натужно гудя, лайнер остановился, словно собирающийся взлететь майский жук. Нет! - вспомнила она объемный, но стремительный фюзеляж самолёта с заостренным носом. Как лебедь. Сейчас разбежится и… Словно подслушав комплимент, лайнер рванулся по бетонке. Всё чаще застучали колёса по стыкам плит и вдруг стихли. Они были в воздухе и, судя по удаляющейся земле, быстро набирали высоту. А затем на смену земле в иллюминаторах засверкало безбрежное зеркало океана. Но вот они окунулись в туман, а через несколько минут выскочили и казалось, что вместо воды земля услана пушистыми снегами - они уже летели над облаками. Восхищенная девушка вспомнила горький вздох вертолётчика Кондора: "Разве я теперь летаю? Я на своей стрекозе до настоящего неба и не дотрагиваюсь".