Ян Канер - Неупокоенный

Невезение продолжается. Мало того, что от повозок в мою сторону движется с обнаженным мечом охранник, так еще и ворота заблокированы тремя его товарищами. Дополнительные охотники на мертвяков выбегают тем временем из входных дверей. Не обращая на них внимания, мчусь к одной из повозок и хватаю лежащий на ней дрын. Хоть в этом мне везет - палка крепкая и достаточно длинная. Теперь я ощущаю себя несколько увереннее. Взмах - и меч неосторожно подошедшего охранника летит в сторону, а второй конец импровизированного шеста бьет вояку по голове, выключая из этой реальности. Хоть какая-то польза от детского увлечения непобедимыми монахами Шао-Линя…

Толчок сзади, краем глаза замечаю высунувшийся из плеча наконечник стрелы. Тело уводит в сторону, и следующий выстрел проходит мимо. Третий - попадает, но я уже рядом с заблокировавшими ворота людьми. Одного удается вырубить, но еще двое одновременно втыкают в меня мечи. На лезвиях замечаю знакомую серебристую полоску. Пытаюсь соскочить с этих вертелов, но не получается. Боль дикая. Ее волна сметает остатки самоконтроля, и разум уступает место чистой всепобеждающей ярости и голоду. ЕГО ярости и голоду. Простите, ребята, но вы сами напросились…

Когда Керрил прилетел, деревня напоминала разворошенный улей. Бешено лаяли собаки, по улицам носились мужики с топорами, дрекольем и косами. Детей, пытавшихся принять посильное участие в этом беспорядке, за шкирки тащили в дома. Во дворе трактира лежали накрытые рогожей тела.

– Что случилось-то? - уже представляя себе ответ, спросил Керрил, отловив спешащего в сторону реки селянина с багром.

– Да умрун в трактире объявился, побоище устроил и в речку сиганул. - Отловленный и успокоившийся слегка мужик уже не хотел никуда бежать, запал прошел. Тем более, что перед ним стоял человек, с которым можно было поделиться свежими новостями. - Народу, говорят, перебил - страсть! А может, это даже и не умрун был, а демон. С тремя-то глазами! Два - обычные, как у людей, а третий - во лбу, и горит, что твой уголек…

Ритмичный скрип, толчки и покачивания. Свежий воздух, обдувающий лицо, пахнет хвоей. Лежу, распластавшись на чем-то мягком и щекочущем кожу. Похоже, меня куда-то везут.

Глаза открывать не спешу. Кто его знает, во что я опять вляпался. Так что лучше сначала узнать об обстановке вокруг как можно больше, а потом уже подавать признаки жизни.

По векам пробегают жаркие лучи солнца, шумит в воздухе пернатая живность, кто-то рядом рассказывает смешную историю, а главное - не наблюдается ни веревок, ни кандалов. Идиллия! Только я все равно ничего не понимаю…

– …и вот идет он по коридору, весь такой утонченный, камзол отутюженный, клинок церемониальный на боку, на волосах блестки по последней моде, а тут - бабах! Дверь перед ним - в щепки, дым вонючий клубами, и я вываливаюсь. Весь в саже, волосы дыбом, глаза светятся. В ушах звенит, внятно сказать ничего не могу… А в комнате колба с горючкой разбилась и в желобки на полу затекло. Из дверей посмотришь - пентаграмма порванная… Как меня там не убили с перепугу - ума не приложу. Но хлыщ этот с год на глаза попадать боялся, все ему напоминали, как он, в углу сжавшись, от "демона" мухобойкой своей отмахивался…

Смех раздается с двух сторон. Голоса вроде молодые, на "охотников за амулетом" не похожи. Пора глаза открывать…

Что же, слух и прочие чувства меня не обманули, я лежал на едущей непонятно куда по лесной дороге повозке. Чуть приподнявшись на наваленном на дне сене, я обнаружил в ногах кучу барахла, из которой выглядывали некоторые знакомые мне вещи. На этот холм опирался, свесив ноги с подводы, давешний слепой музыкант. Да и сейчас инструмент его лежал рядом. Но вот около грифа из сена высовывалась рукоять клинка - предмета явно необычного для человека с повязкой на глазах.

– Эй, Эдрик, очухался наш бедолага, - голос ровный, интонация чуть насмешливая. Ничего не понимаю, они же знают, что я в трактире учудил. А отношение такое, будто перепивший вчера товарищ, наконец, очнулся, и, сведя глаза в кучку, будет выспрашивать, что же он намедни вытворял.

– Слушай, а ты точно уверен, что он - этот твой ух-гурул или как его там? - а вот обладатель второго голоса обеспокоен. Но, кажется, встревожен он не тем, что лежащий в повозке человек может в любой момент превратиться в берсерка, а тем, что этот подозрительный тип не окажется ожидаемым существом с рычащим названием.

– Не ух-гурул, а урх-гуул. - слепец морщится, как будто этот обмен репликами повторяется уже не в первый раз. - Ты как? Голова не болит? Руки-ноги двигаются? - это уже ко мне. Прислушиваюсь к себе - вроде все нормально. Пытаюсь повернуться, чтобы посмотреть на невидимого собеседника - и падаю обратно на сено. Тело ниже пояса не слушается. Снова здорово! Мало мне одного раза!

– Ноги… Не слушаются… - только сейчас чувствую, как пересохло в горле. Вот тебе и "предположительно неубиваемый зомби". Боли, как ни странно, нет, только странная слабость, и ОН почему-то почти не ощущается. И никак не вспоминается, что произошло после ЕГО пробуждения.

– Ноги, говоришь… - слепец задумывается. - Эдрик, останови. - Не меняя выражения симпатичного лица с тонкими, какими-то женственными чертами, он легко спрыгивает с телеги, делает пару широких шагов. Рука с длинными пальцами безошибочно находит мой лоб, прикасается к кристаллу. От засунутого в черепную коробку куска камня разбегаются по телу полчища мурашек…

– К вечеру пройдет, - странный то ли воин, то ли музыкант, то ли колдун возвращается к насиженному месту и ловко забрасывает худощавое тело в телегу. - Поехали дальше.

Поднимаюсь на локтях и на этот раз более осторожно разворачиваюсь, чтобы увидеть нашего возницу. Взгляд упирается в худую спину, затянутую черной тканью. Между лопатками змеится толстая золотая коса. Девушка? Но голос мужской. А! Тот подросток из трактира!

Обладатель шикарных волос, словно почувствовав мой взгляд, коротко бросает за спину:

– Ляпнешь что-нибудь по поводу моего роста - получишь по морде.

Да, установить добросердечные отношения с пассажиром Эдрик явно не пытается. А с ростом у парня и в самом деле плоховато - по моим прикидкам, он немногим выше полутора метров. Представив себе почти двухметровую каланчу слепого музыканта рядом с карапетом-поводырем, я чуть не засмеялся. Хотя такому "слепцу" поводырь нужен, как зайцу стоп-сигнал: видит он, похоже, не хуже моего. Но все равно… Да и возницу, наоборот, стоит только пожалеть - итак небольшого роста, рядом с эдаким баскетболистом он явно чувствует себя карликом, а хорошему настроению это не способствует. Если судить по интонации реплик, к виду своему парни привыкли и относятся с юмором, но посторонний действительно может и по морде схлопотать.