Дарья Бухарова - В тени от битвы

Но глубокое, мерное дыхание рядом говорило, что Лимас всё ещё здесь, рядом. Спит богатырским сном, не помня, наверное, где он и что с ним. Тераик обладал умением спать глубоким сном, даже оказавшись в рабстве - но когда он бодрствовал, его хозяин жалел, что вообще потратил деньги на такого непокорного раба. Лимаса спасало только то, что тимашир им достался достаточно скупой, чтобы не приказать убить купленного недавно раба, тем более, такого сильного и выносливого. Вероятно, он ещё рассчитывал усмирить тераика.

Лимас не мог смириться, но и поделать ничего не мог. Тимашир доступно объяснил ему, что если он будет буянить, то он прикажет убить Тию. Девочку он купил только как игрушку для своей младшей дочки. Дочь тимашира присутствовала там же, она была, пожалуй, помладше Тии, замотанная в белое полотно так, что из-под него блестели только чёрные глаза на смуглой коже. Тию поражало, что она не испытывает никакой жалости к избиваемому, да и вообще, не реагирует ни на что из того, что творится вокруг. А Тию окружающее поражало и пугало. Было шумно, все кричали, дрались, кто-нибудь нет-нет да и падал, изрыгая проклятья на мараданском, прямо под ноги. Тимашир отпихивал таких ногами, его дочь защищал от подобных верзил раб, отличающийся остальных тем, что имел право носить оружие.

Лимас не решился подвергать опасности жизнь Тии и сделал вид, что покорился событиям. Его раздражало то, что он не имеет права даже побороться за правду. Всё, что он мог делать, так это скрежетать зубами, выполнять даваемые ему задания и ободряюще кивать Тии.

С Наймирой им не дали даже попрощаться. Тия очень надеялась, что её перстень поможет ей сбежать из рабства. Тия понимала, что надежды на то, что это удастся сделать им, почти нет. За Лимасом следили неотступно, и даже разговаривать им толком не давали.

Среди рабов тимашира оказался кто-то, говорящий на одном языке с Тией. Но только один раз тимашир воспользовался им, как переводчиком, сообщив ей, что как только в шатре его дочери будет приготовлено ей место, она будет жить там. Тии очень не хотелось расставаться с тераиком, но он тоже ничего не мог сделать.

Их ждало очень скорое расставание.

Когда Тия вскрикнула, Лимас не проснулся. Тия с сожалением подумала, что её братья непременно проснулись бы и обязательно спросили, что случилось… Мгновенно тоска острыми зубами вцепилась в неё, и она поняла, что на глаза наворачиваются слёзы.

Когда теперь она сможет повидать своих братьев?

Ночи в пустыне были вполне свежими, даже прохладными. Ветер проникал в их шатёр, в котором кроме них спали ещё рабы. Тия заметила, что их не связывают, но она уже видела тех, кто пытался сбежать. С такими особенно не церемонились. Да и куда бежать, когда вокруг - бескрайняя пустыня. Среди рабов большинство были мараданцы. Они к своему рабству относились с покорностью, чего нельзя было сказать о других. Но с ними Тии так и не удалось поговорить: им запретили разговаривать между собой.

Полог шатра приподнялся. Тия тревожно посмотрела в ту сторону и увидела белую фигурку. Далеко не сразу она узнала в ней дочь тимашира. Та обернулась назад, словно проверяя, нет ли кого-нибудь рядом, потом вошла и быстрыми-быстрыми шагами подошла к Тии, остановилась и с любопытством уставилась на неё из-под белой ткани.

Тия взволнованно облизала губы и тоже стала рассматривать свою новую хозяйку. Происходящее совершенно не укладывалось в её сознании…

Мараданка осторожно покосилась на Лимаса, отодвинулась на всякий случай в сторону, потом, наклонив голову набок, опустила шарф с лица.

– Манн асанн тила, - голос у неё был совсем детский, Тия даже не решалась предположить, насколько она её младше. - Чмири-тила?

Тия не поняла её, но ничего не сказала, отвернулась и демонстративно надулась. Её переполняла обида на всё происходящее, в том числе и на эту девочку. Её новая хозяйка тоже надула губы, сердито нахмурила лоб, но потом потрогала её за плечо:

– Тила жманна. Манн сатав тила манн цашек. Манн имхирна тила…

– Я тебя всё равно не понимаю, - Тии услышала интонацию, и ей стало досадно, что она ещё и утешает её. - У меня брат там умирает! А тебе-то до этого какое дело?

– Ш! - даже Тия поняла, что это был призыв говорить тише. - Манн раву заки барата на тигир! Сатав симялт манн!

– Чего тебе надо? - обиженно прошептала Тия, вытирая слёзы рукой. - Зачем ты пришла?

– Тила огати маика! Усарта-тила барата манн гневер? Вак нуто… На?

– Я тебя не понимаю, - грустно пожала плечами Тия. Она слышала, что дочка тимашира пытается как-то её утешить, но это вызывало у Тии только досаду и ещё большую обиду. Мараданка тем временем села рядом с Тией, подложив под себя ноги, погладила её по плечу и, размотав шарф, набросила его на плечи Тии. У неё оказались длинные тёмные волосы, убранные в пучок на макушке.

– Тила вефиш, манн тикура! Ши берелиш окши! - она воодушевлённо затрясла Тию за руку. - Манн грики тила един окши! Чмирина, ши зусни…

Тия всхлипнула ещё раз, ещё ниже опуская голову. Оттого, что она не понимала, что бормочет рядом эта девочка, становилось ещё хуже. Ей очень хотелось разрыдаться в голос, но она не решилась будить Лимаса, когда эта девочка здесь. Всё-таки эта девочка - дочка тимашира, а мало ли какая безумная мысль может прийти в голову пленённому тераику?

Дочка тимашира неловко погладила Тию ещё раз, потом стянула с её плеч свой шарф, неловко замотала его вокруг головы, придерживая его, потому что он сползал, пробормотала что-то невнятное и убежала, взволнованно оглядываясь.

Тия следила за тем, как колыхается край шатра, ещё несколько мгновений. Потом она упала лицом на набитую соломой подушку и дала волю слезам.

Сати почувствовал, как чья-то ласковая рука касается его лба, и понял, что тяжёлое забытье больше не властно над ним. С того времени, как Страж Увлер потерял силы на то, чтобы ходить к роднику за водой, отдавая их все на лечебный сон, который мешал Хозяину Ночи проникнуть в его сознание, Сати большую часть времени находился без сознания. Иногда сквозь розовую дымку лечебного сна продирались страшные сновидения, но в какой-то момент что-то случилось, и Сати перестал чувствовать внешний холод, как и внутренний жар, и почти в то же время всё совсем исчезло для него. Сейчас Сати будто бы вырвался из черноты, но черноты тёплой и ласковой, а не той, что мерещилась ему порой.

Он не сразу понял, что раны больше не тревожат его, но зато мгновенно осознал: он больше не в горах. За ними всё-таки пришёл кто-то! Как хорошо, что он не опоздал…

Сати приоткрыл глаза. Свет показался таким ярким, что он вновь зажмурился, отворачивая лицо, и услышал одобрительное и одновременно облегчённое: