Огнева Евгеньевна - Барон-дракон

— Когда ехать?

— Два часа назад.

— Уже в пути.

Ленка сноровисто собрала их в дорогу. Вадим полюбовался ее движениями.

Повезло Пашке. Но и взгляд друга тут же перехватил. Тот поглядывал то на него, то на жену. Отметил, значит, повышенный интерес. Это - плохо. Вадик его хорошо знал, затаит обиду или злобу, ногой на порог не ступишь. А в сущности, зачем ему,

Вадиму, Ленка? Да - ни зачем. Момент приспел. Что бы рассеять подозрения, он спросил:

— Женщины там есть?

— Ну, ты силен! С такого перепоя можно только о рассоле думать. Видать, точно, горбатого могила исправит.

— Сплюнь.

— Тьфу, тьфу.

Через час сытые и упакованные, они выходили на улицу. Вадим отважился таки на прощание поцеловать Ленке ручку. На что Пашка недовольно мотнул головой.

Не горюй, Пал Николаич, получу бабки и двину с твоей территории. Тем более,

Ленка, кажется, уже в положении. Чего еще ждать от порядочной женщины? Только штанами мужик тряхнул - готово.

Пробирало до костей. Ну и мороз. Начало ноября, а уже снегу успело навалить откуда-то. Известно откуда - с неба. Накрыло холодной подушкой, и сыплет.

Они двигались от парковки вахтового автобуса к длинному сараю, почему-то именовавшемуся общежитием. Издалека строение напоминало продолговатую кучу дерьма. Именно. И по цвету и по форме.

— Странная архитектура, - осторожно заметил Вадим. - Никогда не видел таких сооружений.

С Пашкой приходилось осторожничать. Он замолчал, как только вышли из дому.

Не иначе, заподозрил. Пройдет, конечно. Но уж больно тягостно оказалось немое пятичасовое похмелье. Можно уже и поговорить. Подумаешь, глазом на твою жену зыркнул. Я ж не со зла. Я ж - по привычке.

— Тут так везде, - без выраженной злобы отозвался Пашка. - Сруб для тепла покрывают пенным изоляционным материалом. Видуха, конечно, та еще. Зато - комфортно.

— Работать будем в помещении?

— По обстоятельствам.

— Яйца на морозе не оставим?

— Спецодежду дадут. Не журысь, хлопче, прорвемся.

То что вечно второй, вечно стесняющийся Пашка, так заговорил, не столько озадачило, сколь позабавило. Смотри-ка, что с человеком делает статус. Вадим решил не обращать внимания. Пройдет годик-другой, Пал Николаич пообыкнется к статусу и перестанет его воспринимать как индульгенцию.

Строение надвинулось. Действительно - мерзлая пена, и в ней дверь, обитая дернитом, который торчал из прорех дерматина. За ней встретило душное пованивающее тепло.

В коридор с продавленным полом выходили одинаковые, новенькие двери.

Паша шел вдоль них, пытаясь отыскать пристанище администрации. Таким образом они достранствовали до особо теплого отрезка коридора, отмеченного запахом съестного.

— Давай, сначала - в столовую, - предложил друг-начальник. - Потом будем искать, кому предъявлять документы.

— А пустят?

— Тут еще старые порядки. Пришел человек с мороза - накорми, - прозвучало так, будто Пашка сам придумал закон таежного гостеприимства.

В помещении четыре на четыре метра теснилось аж шесть столов. Стульев не было. Их заменяли разномастные, сработанные в разное время и разными умельцами лавки. В дальней стене бельмом сидело, напрочь закуржавевшее окошко.

Сказка. И три девицы под окном. Вадим оторопел. Контингент, однако. Маленькая, тощая, вся в морщинах, но еще женщина, чистила картошку. Вторая - толстая, с одутловатым, на редкость некрасивым лицом - которая собственно женщиной никогда и не была - по локоть засунув руки в чан, ту картошку мыла. Рядом на краешке стола восседала еще одна - полный отпад: синявка вокзальная на исправительных работах. В ушах у нее курчавились огромные золотые серьги. Ну,

Паша, ну друг, и это ты назвал женщинами? Надобно полгода поститься, чтобы на такое запасть.

Три девицы дружно развернулись к мужчинам. У маленькой старой осы - выражение теоретического бабского интереса. У толстой - лени и апатии: опять кто то приперся. У проститутки - бубновый интерес. Видно как сама собой в мозгах складывается калькуляция. Но, когда она с Пашки переместила взгляд на Вадима, дензнаки, пропечатавшиеся в зрачках, мгновенно исчезли, появился исследовательский интерес. Такая, без сомнения, в мужиках петрит и зерна от плевел отличит в одно касание. Интерес мадамы раздвоился, как глаза не разъехались в разные стороны. Лысый суровый Винни-пух - при деньгах, зато второй - мужик. И совместить эти две халявы у нее не получалось.

У Вадима теоретические изыскания, умудренной опытом дамочки, не вызвали сочуствия. Денежный Пашка ей не обломится, в силу свежей женатости, а Вадик - так просто не захочет. Неа! Никогда. Даже просидев на голодном пайке полгода, не захочет. Он эту породу знал и не любил из-за рассчетливого цинизма и жуткой душевной пустоты. По жизни относящийся к женщине с состраданием Вадим, этих не жалел, как не желал обслуживать чужие грехи.

Значит, просто будем обедать. Благо, даже заикаться не пришлось. Маленькая заметала на стол алюминиевые миски. Толстая уже волокла кастрюлю, пристроив ее на выдающийся живот.

А Пал Николаичу все было не в лом. На баб он смотрел как на забор. Да, флаг тебе в руки, Пашенька! Но если женщина не Мерлин Монро, это еще не значит, что ей не стоит улыбаться.

В самый разгар поедания обеда за спиной Вадима растворилась дверь. По тому как разом вздрогнули все три нимфы, стало понятно - явилось начальство, предержащее реальную власть. Обернулся. Н-да. Броня крепка и танки наши быстры. Впрочем, не так быстры, как грозны. А брони - сантиметров пять.

Начальница тоже скользнула по нему взглядом, но сразу отвернулась.

— Люба, почему ужин еще не готов? Катерина, опять расселась! Засмотрелись?

Вероника…

— Что? - с вызовом пропела озолоченная блядь.

— Пошла отсюда! Сколько раз повторять, чтобы вымыла подсобку!

— Там холодно. Вода на полу замерзает.

Налицо имелась борьба характеров. Вероника уже запала на приезжих, - откуда ей знать, что не обломится, - а тут приказ, выметаться. А баба бабе никогда поперечного курса не простит. Такая баба, как видавшая вокзальные виды

Вероника - и подавно.

— Если через час подсобку не выдраишь, убирайся с месторождения! - рявкнула начальница.

— Это мы еще посмотрим, кто уберется, - отругалась Вероника. Но уже стало ясно - угроза для нее не шуточна. Одно дело перетрахаться с кучей голодных по отсутствию женщин работяг и таким образом создать себе некоторую поддержку в массах, другое - пойти на открытую конфронтацию с такой же как она бабой.

Только она, Вероника, честная, кому хочет, тому и дает, а эта - целку из себя строит!

Пашка склонился над тарелкой и прошептал:

— Как думаешь, подерутся?

Смотри-ка, чувство юмора проклюнулось. Что значит, оторвался птенец от родного гнезда.