Василий Доконт - Ура, Хрустальная Корона!

Они ходили, при свете факела рассматривая своих врагов. Трупы лысых были одеты в лохмотья, и от них сильно несло тяжёлым духом давно немытых тел. Сами же тела были какими-то высушенными, истощёнными.

- Странные у нас враги. Оборванцы и одеты, во что попало. Я узнаю то обноски формы скиронской армии, то - ливреи баронских лакеев. А этот, вообще, в обрывках сутаны, - Фирсофф ногой перевернул на спину одного из убитых, - Так и есть, служитель Лешего - видишь, цепь служителя на шее? Головы у всех обриты. Нет, не обриты - они просто лысые: на черепе ни пушка, ни щетины. И дрались они странно, как-то слишком одинаково. И, главное, молча.

- И ни один не убежал, не ушёл, не спрятался среди мёртвых, чтобы спастись. Среди них даже раненых нет - падали только мёртвыми, - Паджеро был удивлён не меньше короля, - Интересно, кто они?

- Я думаю, пропавшие люди. Как те, что пропали у нас, в Раттанаре.

Возбуждённый Яктук пересчитывал врагов.

- Двести! - закричал он, - Я насчитал их двести!

- И чему вы радуетесь, барон? - в голосе Тандера звенела злость, - Подсчитайте лучше, сколько осталось нас. Может, тогда вы реально посмотрите на наше положение.

- Вы считаете, что атака повторится?

- Безусловно, повторится. Эти смертники сократили нас наполовину. Нас на ещё одну такую атаку и осталось.

Инувик потерял сознание и лежал, бледный и окровавленный. Бред срывал с губ его звуки, непонятные и бессмысленные.

Рядом рыдал Лонтир:

- Я не солдат… не солдат… Я не должен… меня… отпустить…

- Барон, возьмите себя в руки. Вы же всю дорогу вели себя достойно вашего титула, - Демад утешал его, как ребёнка, - Неудобно перед солдатами - ещё решат, что вы - трус.

- Я - кто? - советник, наконец, опомнился. Только редкие всхлипы ещё рвались из его горла, - Я не трус, господа. Просто я не умею быть храбрым. Безоружному тяжело ждать подобной смерти. Но я - не трус!

Бальсар помогал Баямо с ранеными.

Лечили пока только лёгких - восстанавливали боеспособность, кому могли. Тяжёлые, кто был в сознании, не роптали: от стойкости их товарищей зависела жизнь всех.

Над лесом, за дорогой, приподнялась луна, осветив постоялый двор, разбитые створки ворот, баррикаду из возков и бочек, длинный ряд убитых солдат Раттанара у стены трактира, разбросанные по двору трупы лысых оборванцев. И, живых, немногих, собравшихся за баррикадой вокруг короля Фирсоффа.

Фирсофф поднялся на крышу возка - осмотреться. Стоящий внизу Паджеро видел, как он глянул влево, потом перед собой и, с выражением удивления на лице, стал разворачиваться вправо. Губы короля шевельнулись, начиная говорить, но слов капитан не услышал: оттуда, куда поворачивался Фирсофф, прилетела стрела, с чавкающим звуком войдя королю в грудь. За ней - ещё одна.

Старый король пошатнулся, осел в коленях и повалился на руки стоявших внизу солдат.

- …спа… сит-те… Коро… ну…, - прохрипел он, захлёбываясь хлынувшей изо рта кровью, и, закатив глаза, мёртво обвис на руках стражей.

Сверкнув в лунном свете хрусталём и драгоценными камнями, из его головы выделилась Корона и мягко шлёпнулась в окровавленный снег.

Паджеро склонился над Фирсоффом - закрыл ему глаза и поцеловал в лоб. Обломав торчащие из груди короля стрелы, он сложил ему руки, подсунув под кисти со сплющенными тяжёлой работой пальцами последний мастерок старого каменщика Фирсоффа - гномьей работы меч, на котором не оставалось зазубрин. Затем накрыл его солдатским плащом.

Подошедший Бальсар наклонился и поднял Корону из лужи крови - ему показалось, что этой красоте не место на кровавом снегу.

- Теперь ты - Гонец, маг. Уходи конюшнями и через овраг - там ещё лунная тень, может, проскочишь. Наш же путь кончается здесь. Прощай, Бальсар.

Маг огляделся: никто не двинулся, чтобы ему помочь, никто не шевельнулся, чтобы идти с ним. Тогда он наклонился, стянул через левую руку с безголового, почему-то не убранного в общий ряд, тела Сурата его большую денежную сумку с пряжкой-медведем, открыл её и опустил туда Корону.

Забросив за спину дорожный мешок и посох - на перевязи, Бальсар взял в одну руку сумку с Короной, другой - поднял меч убитого солдата, и побежал к конюшням.

- Прощай, Гонец, - повторил ему вслед Паджеро, - Эй, солдаты, кто ещё жив, ко-о мне-е!

Спотыкаясь в темноте о туши отравленных лошадей, маг пробирался к задней, выходящей на овраг, стене. Кажется, здесь. Точно, здесь.

Бальсар обе руки положил на брёвна и слегка надавил. Между пальцами мелькали голубые искорки и исчезали, впиваясь в сосновую древесину. Дерево крошилось и опилками ссыпалось к ногам Бальсара.

"Жаль, не камень, было бы легче, - подумал он, - Камень я бы враз разметал".

Когда образовалась дыра, достаточная, чтобы пролезть, маг, подхватив сумку и меч, соскользнул в овраг.

Пола мантии сразу зацепилась за что-то. Раскидав снег, Бальсар обнаружил окаменевшую от мороза человеческую руку с аккуратно обстриженными ногтями.

"Вот они где, постояльцы. Присыпало утренним снежком - и не видно. Знать бы раньше…"

Проваливаясь в снег, местами по пояс, он побежал по оврагу вглубь леса, стараясь не выходить из лунной тени. За его спиной, на постоялом дворе, снова зазвенело железо: лысые возобновили атаку.

"Я не попрощался с ними! Оставил умирать - и не попрощался! Что это - моё равнодушие или целеустремлённость избранного в Гонцы? Думаю, вроде бы, самостоятельно. И бегу самостоятельно. Или убегаю? Но Корону надо спасать - она последняя. Прощайте, друзья! Извините, что не остался, и что не простился…"

Лысые возобновили атаку.

Так же молча и неистово волна лысых накатила с трёх сторон - они лезли и через баррикаду, и через частокол.

В этот раз за ними шли лучники - стрелы летали по постоялому двору, находя раттанарцев и жаля их до смерти.

Упал Тандер со стрелой в глазу. Упал Тараз, получивший по стреле и в грудь, и в спину.

Хмельной в упоении боем, Яктук крикнул Паджеро:

- Я могу не хуже тебя! - и, услышав в ответ:

- Ты отличный солдат, барон, - упал на снег, ещё счастливый, но уже мёртвый - стрела клюнула его в висок, открытый свалившимся шлемом.

Из трактира вышел Демад с охотничьим луком в руках и легко, не целясь, бил без промаха по вражеским лучникам на частоколе, без труда отыскивая их своими выпуклыми глазами.

Лонтир, запыхавшийся и всё ещё дрожащий от нервного напряжения, подносил ему стрелы, выдёргивая их из тел мёртвых раттанарцев. Ничего, они свои, не обидятся,

Вместе их накрыла волна лысых, вместе они и остались лежать - барон и мужик - обнявшись, как родные братья - когда волна эта схлынула, разбившись о каменную твёрдость дворцовых стражей, собравшихся вокруг мёртвого короля.

Больше враги не атаковали - забросали стрелами, от которых не было ни защиты, ни спасения.