Андрей Плеханов - Перезагрузка

– Для новой геологической аномалии еще не придумано названия, – произнесла ведущая, вытеснив собою изображение лесника. – Но специалисты говорят, что ничего подобного до сих пор в мире не наблюдалось. Как ни странно, официальная наука не спешит провести исследования…

– Я знаю, как эта штука называется, – сказала Мила. – Это Слепое пятно. Маленький слепун. Он самый.

Мила решила, что этот пригорок ей подходит. Да если бы и не подходил, она все равно не смогла бы идти дальше без отдыха. Ноги ее ныли от непривычно долгой ходьбы, подошвы горели. По ее приблизительным подсчетам, она отмахала от поселка уже пять километров, три километра еще осталось. Самое время для привала.

Мила села на бурую земляную проплешину, покрытую редкой жухлой травой, расшнуровала кроссовки, сняла их и поставила рядом. С наслаждением пошевелила пальцами ног. Новые кроссовки – не лучший вариант для дальней лесной прогулки, но что поделать, подходящей обуви у нее не нашлось, пришлось покупать. Рюкзачок тоже купила, а вот штормовку одолжила у подружки Лизы. Экипировалась как могла.

Комары налетели сразу же – не городская мелочь, крупные таежные кровососы. Мила достала из кармана баллончик с "Анти-Москитом", прыснула на носки, потом намазала лицо, руки и шею. Хоть не надолго, но помогает. Кусачий гнус кружит-жужжит вокруг, но на кожу не садится. Как здесь можно жить, в этом лесу? Ужас какой-то.

Хотя, если не считать комаров, все просто здорово. День теплый, славный, сосны тянутся мачтами стволов к небу, шумят кронами в вышине. Пихты и ели пришипились этажом ниже, растопырили пушистые лапы, ловят остатки солнечного света. Дятлы выбивают дробь со всех сторон, соревнуясь в залихватской звонкости. Поляна рядом с дорогой поросла клевером и иван-чаем. Толстые шмели деловито носятся в воздухе, приземляются на розовые головки цветов. Кузнечики лениво выпрыгивают из-под ног. Выводок крупных подосиновиков выглядывает из бурой перепревшей хвои. Запах разогретой травы. Хорошо…

Давненько Мила не ходила так вот по лесу. Со студенческих времен. Доехала электричкой до Шаранги, дальше – пёхом. Дорогу к слепуну узнала в лесничестве. Это она так сказала – "слепун", а там сразу же поняли о чем речь, закивали головами, бросились объяснять, показывать по карте, поверили ее байке о том, что она – ученый из института, предложили даже возничего на мотоцикле – рыжего и нетрезвого. Мила с трудом отбрыкалась, не нужен ей был возничий, она знала, что идти нужно собственными ножками. Грунтовая дорога к бывшим "Зорькам" вела одна – хоть и петлястая, заросшая полынью, но вполне отчетливая. Мила не боялась заблудиться – она чувствовала, как слепун зовет ее к себе, держит за руку, ведет, не давая свернуть в сторону.

Милена достала банку консервов, хлеб, бутылку минеральной воды. Открыла банку. "Сельдь в масле". Никогда не думала, что будет есть непрезентабельную консервину с таким зверским аппетитом. Умяла рыбу за пять минут, еще и масло хлебушком вытерла, отправила в рот. "Вот бы еще и шпрот сейчас", – мелькнула в голове мысль – странная, вроде бы даже не своя, чужая, навеянная непонятно чем – не соснами же этими. Запила минералкой из пластикового стаканчика. И довольно упала на спину, затылком в рюкзачок, улыбнулась, засмеялась, залюбовалась небом – фотогенично голубым, испещренным безупречно белыми барашками облаков… Прикрыла глаза… Господи, как хорошо… И комары куда-то делись… унялись, бессовестные кровопийцы… земля такая теплая, прогретая солнышком…

– Люблю… – пробормотала Милка, засыпая. – Я тебя люблю. Слышишь ты, обормот двухметровый?

Она повернулась на бок и подложила ладошку под щеку.

Игорь лежал на кровати – голова, обмотанная бинтами, тощие руки, грудная клетка с выпирающими ребрами.

– Милена, – сказал Игорь, близоруко щурясь. – Я рад видеть тебя, госпожа моя. Я совсем плохо вижу. Кажется, теперь мне придется носить очки.

– Гоша, – Мила присела на краешек кровати и погладила его худосочную руку. – Милый мой. Как ты, Гошенька?

– Я слаб. Очень слаб. Мне не нравится это хилое тело.

– Зачем ты это сделал?

– Это не я. Это он. Он не захотел быть богом и убил себя.

– Не понимаю… – Мила вздрогнула, наклонилась ближе к Игорю, пристально вгляделась в него. – О чем ты, Гоша?

Он положил руку на ее шею, притянул ее ухо к своим губам.

– Я не Игорь, – прошептал он едва слышно. – Я – Иштархаддон.

Она вырвалась, отпрянула.

– Перестань дурачиться!

– Я – Хадди, – сказал он, устало прикрывая глаза. – Я знал, что ты не поверишь. Но тебе придется поверить, и побыстрее, дабы не подвергать меня опасности. Стражники Дикой страны интересуются мной. Они уже приходили. Я обманул их, я назвал себя Игорем. И еще я сказал им, что ничего не помню, что у меня плохо с головой. Ты не выдашь меня, Милена?

– Нет, нет… – Мила облизала губы, соленые от слез, текущих по лицу. – Ты будешь со мной, Хадди… Игорь. Мой Гоша. Я научу тебя жить в нашем городе.

– Он не обманул меня, – Хадди слабо улыбнулся. – Он в самом деле оказался богом. И он выполнил свое обещание. Я буду жить в вашей стране. Больше я не стану называть ее дикой. Теперь это моя страна.

– Ты… Ты – креатор?

– Нет. – Хадди качнул головой. – Креатором был Игорь, но он ушел. Ушел туда. – Хадди махнул здоровой рукой. – Ушел на Верхнее небо. Там, среди богов – его место. Он не захотел оставаться здесь.

– Почему?

– Ты сама знаешь почему. Он был хорошим человеком. Очень хорошим. Но он не знал, сможет ли стать хорошим богом. И он ушел.

– Он ушел, – прошептала Мила и проснулась.

Слезы – те, что выступили во сне, еще стояли в глазах. Мила смахнула их пальцами, пахнущими репеллентом. А вдруг на самом деле все так плохо? Вдруг Игорь-Игорь на самом деле умер и остался только Игорь-Иштархаддон?

Нет, быть так не может.

Все будет хорошо, – кивнули ей зелеными головами сосны.

Милена ни разу в жизни в жизни не видела слепуна, представить даже не могла, как он может выглядеть. В воображении ее рисовалось нечто белесое, мерцающее, холодное, отталкивающее, чуждое человеческому восприятию.

Она увидела это сразу, как только вышла на открытое пространство. Стена, уходящая ввысь и теряющаяся в небесах, перерезающая деревья и излучину реки. Вовсе не белая, но и не черная – скорее, опалесцирующая приятным зеленоватым светом. Гигантский занавес, созданный рукой титана.

Она шла к стене не спеша. Да и трудно было здесь спешить – ржавая колючая проволока выступала из травы там и сям. Истлевший, поваленный на землю забор. Насквозь проржавевшие агрегаты непонятного назначения. Обрушившиеся стены бараков из рыжего, плохо обожженного кирпича. Жутковатое местечко… Бывшая колония строгого режима.