Михаил Пузанов - Перекресток: недопущенные ошибки

— Итак, очаровательная и растерянная леди, чего же вы изволите? — Причудливо изогнув бровь, осведомился «старый» демон.

— Я хочу, — ее голос стал сдавленным и невыразительным. Она будто разрывалась между несколькими решениями, ведущими сейчас борьбу за право быть высказанными вслух. Длинные пряди волнистых волос, черно-красные крылья, серо-голубые глаза — ее главные и самые важные, единственно верные и настоящие черты как будто размылись на секунду. А потом восстановились, но уже в сумрачном, почти что истаявшем виде с призрачным медным отблеском… Однако через секунду медь в волосах сменила рыжина, блеснула на волосах пламенем, глаза полыхнули насыщенным зеленым огнем… и вновь внешность демонессы «притухла» до сумеречного тона, уступив место меди и затемненной серо-голубой радужке. Словно кто-то более могущественный, чем можно себе представить, разбил ее душу в этот миг на несколько частей, направив их в разные стороны. Викторис сдавленным шепотом произнесла:

— …хочу оказаться рядом со своим отцом. Там, где он ныне, где бы он ни был. Я знаю, что часть пути у нас общая, знаю, что в его руках ключ миров. Я не пойду вслед за ним, но по-иному догоню его, Афф. Я хочу понять его: его стремления, как пришел он к ним, как и где он встретился с мамой, и как, собственно говоря, родилась я.

Афранташ помрачнел и тяжело вздохнул. Перемены в образе Викторис не укрылись от него, более того, Люцифер почувствовал, что произошло нечто из ряда вон выходящее и по-своему опасное, будто пришел в действие грубый древний механизм… Он ожидал от Ви большего, чем просто стремление найти отца и оказаться рядом с ним — не этого от девушки хотел сам Астерот, определенно, не этого. Быть может, непонятное явление, только что произошедшее на его глазах, и противоречивые желания Викторис как-то связаны? Как там выразился Астерот, «расщепление», кажется? Нет, не понять ему — слишком мало знаний: Тар прав, во всем прав. Мало знать одну только Расселину, чтобы понять произошедшее. Тяжело, устало, словно склонившись под грузом давней и неимоверно давящей на плечи проблемы, Люцифер наконец ответил, устремив взгляд своих пронзительных темно-серых глаз прямо в глаза леди Тарведаш:

— Три тысячи лет назад, словно один день, я последний раз общался с твоим отцом и лучшим из моих друзей, Астеротом Тарведашем. В тот день он объяснил мне причину своего ухода и его направление. Вернее, попытался объяснить. Лорд перешел в Светлейший, однако не могу с уверенностью утверждать, что он по сей день там. Он ушел выше в поисках каких-то частей головоломки, ответов на мучающие его вопросы. Полагаю вопросы эти весьма велики и таинственны, иные бы не смогли увлечь его из Расселины, которую бродяга, твой отец, привык называть домом. Перед уходом он поделился некоторыми из открытых им истин со мной. Тогда я, конечно, не воспринял его всерьез, над многим из сказанного посмеялся. А потом… Потом я последовал одному из его советов, принял часть силы, подаренной мне смежным миром. Так, почти случайно, пытаясь справиться с бедой, грозящей моему миру, я открыл «дверь», сам не подозревая о том, на что наткнулся.

— Ты знаешь, где эта дверь?! Она ведь подходит для моих целей?! - Впервые за все время нелегкого разговора в голосе Викторис звучала уверенность. Снова взметнулись отблески рыжего пламени в волосах, но Люцифер вдруг почувствовал, что в сумеречной меди больше силы, хотя ее источник весьма далек от Расселины… Где-то в глубине Черного пламени таинственной Бездны. Ощущение раздвоенности, исходящее от демонессы, тем временем усиливалось… Афранташ утвердительно кивнул и продолжил:

— Все вышло довольно глупо. Ты ведь знаешь, мало кого в Расселине волнует внешность, особенно собственная. Потому здесь практически нет зеркал. Но одно все же установлено — как раз в покоях твоего отца. Я никогда не понимал, почему он так любит наблюдать за своим отражением. И вечно с такой улыбкой, будто, встречаясь с зеркалом, он общается со старым и добрым знакомым. Я заблуждался очень долго, считал его позером, не способным показать себя во всей красе перед другими демонами. А потом, когда пламя в Бездне почти перестало светить, и сам этот мир едва ли не умирал, я в отчаянии бросился к зеркалу. Знаешь, Ви, мне казалось, что в нем скрыты ответы, нужные мне, и это оказалось правдой! Я заглянул в него, но увидел только собственное отражение. Тогда я попытался коснуться его, поджигал пламенем, даже, в конечном счете, — подумать только! — ударил со всей силы по нему кулаком. Наверное, Тар знал, как сделать зеркало крепким и истинным — оно не раскололось, но я почувствовал, что сила, вложенная в удар, просто пропала. Зеркало забрало ее, растворило в себе. Или же переместило…

— И? — Дочь верховного демона подалась вперед.

— Тогда я понял и принял то, что зеркало — не просто кусок стекла. Что оно — по-своему живое и разумное, пусть иначе, чем мы, но это ничуть не умаляет его жизни. И через минуту я увидел в нем свое двойное отражение, а еще через пару минут — тройное. Я видел многие грани самого себя, себя, размытого во временных, пространственных и каких-то еще странных осях. И этих систем координат, сложенных из самых разных осей, было много, будто из одной пирамиды росли и росли новые, на гранях которых возникали очередные оси. О, Бездна, в этом Зеркале отражалось просто безумное число мер и вариантов — столько, сколько мне, наверное, никогда не осилить и не понять!

Мне казалось, что я потерялся где-то в десятках измерений. Наверное, твой отец уже не видит от себя многих отражений — он ведь умеет избирать единственную нужную линию среди целого клубка ее бледных подобий, всегда умел! Ему по силам и через все эти грани прямую провести… Мне так кажется, Ви. Думаю, он движется по непонятным мне осям или, что выглядит парадоксальным, но более вероятным, вообще без них. В любом случае, к вечеру того дня, после многочасового сидения перед зеркалом, я понял, что не смогу уйти от него, пока не найду ответ. День за днем я проводил около отражающей поверхности: разговаривал с ним, касался его, даже бил по глупости, из раза в раз пытался пройти сквозь нее — но бестолку.

— А какое было решение?

Афранташ усмехнулся, словно бы вспоминая и проклиная собственную глупость, а потом весело ответил:

— Ему надо было спеть. Или сыграть на чем-нибудь. Может, хватило бы и с чувством прочитанного стихотворения — кто знает? Я не помню свою песню, одно точно, в ней звучала мольба о помощи. Наверное, песни и стихи — это тот язык, на котором «разговаривают» предметы. Или наши души с душами предметов — кто знает? Одно я знаю точно: после моих слов даже не в зеркале, не в собственном разуме, но в разуме отраженного меня, стоящего за спокойной гладью, я увидел иной мир. Сказочный мир, Природный. Там были мистические существа, о которых любил рассказывать забавные истории Тар: эльфы, наги, даже люди, и еще — странные призраки-тени. В общем, множество привычных и необычных существ. Тот мир пропитан силой хаоса и близкой, хотя и противоположной ему, природы, силами, чуждыми мне по рождению, но принятыми ради спасения Расселины. И когда в моих руках оказался этот источник сил, пламя Бездны вновь вспыхнуло ярко, ну а я сам занял место советника, расправившись особым образом с парой наиболее отъявленных безголовых бунтарей.