Людмила Астахова - Армия Судьбы

«Выбирай, Волк, либо алмазный венец сандабарской королевы, либо королевская кровь чужой нареченной. Твой выбор – твоя судьба. Вижу кровь твою на великом мече и в рабском ошейнике».

Так прямо и сказала, а пока Бьен-Бъяр челюстью туда-сюда двигал да пока его охранники за сабли хватались, исчезла бабка в ослепительном белом пламени. Ибо была то не простая нищая, а сама Мать Танян – чародейка-пророчица из тайного города Сакша. Так-то вот!

Великая степь полна историями о ее пророчествах, как походный котелок кашей. Все знают, что Мать Танян словами не сорит, и ежели кому чего пообещала, так тому и быть.

Кто-то, возможно, покручинится да и смирится, но только не Бьен-Бъяр – любимчик удачи, который провинился только тем, что опоздал родиться для битв с самими богами. Бьен-Бъяр, и без того разумом не обиженный, подумал-подумал и решил нанять лангу. Тем более что заплатить за такое удовольствие ему было вполне по силам. Уж больно не хотелось отказываться от красавицы Сейдфал, совсем не хотелось. Об отказе от сандабарской короны речь вообще не шла.

Ходят, ходят еще по земле отряды непростых наемников, называемые лангой. И людская молва утверждает, что лангерами становятся только те, на ком судьба при рождении не поставила своей печати, которой клеймит она всех без разбору рода и племени. Есть и такие среди смертных как исключение, лишь подтверждающее удручающее правило. И только в их силах повлиять на чужую судьбу.

Хотя смотря какая судьба. Ежели уродился ты, скажем, сыном пахаря, внуком земледельца, то только редчайший случай избавит тебя от предназначенной участи. И никакая ланга не поможет. Но если вплетется в жизнь нежданное пророчество, то тут можно и побороться. Для того и существуют ланги.

– Нет, – сказал после недолгого раздумья эльф.

– Что это означает?

– А разве у этого слова есть еще какое-то значение? «Нет» означает, что мы не пойдем вместе с Бьен-Бъяром ни в Хисар, ни куда бы то ни было, господин Фриз.

Голос лангера звучал так решительно, что посол Бьен-Бъяра даже растерялся сначала. Может быть, он мало предложил? Пять тысяч серебром – это баснословная сумма даже… даже для помешанного на деньгах Инисфара.

– Сколько же вы хотите? – озабоченно поинтересовался фриз.

– Нисколько, – отрезал эльф. – Мы не станем работать на Бьен-Бъяра. Вообще. Никогда.

И сколь ни силился подручный Степного Волка уломать упрямого лангера, но в светлых прозрачных глазах Альса ничего прочитать не смог, не выражали они ничего, как металлические пуговицы на платье. Демоны бы побрали этого безбожного эльфа, который оказался неуступчив, как дикий камень. Никакие посулы, никакие улещивания не смогли сдвинуть дело с мертвой точки, а Бьен-Бъяр хотел только Альсову лангу и никого иного. Хотя последние годы за ней никаких особых подвигов не водилось. К слову, лангеры, которых Фриз видел перед собой, походили скорее на простых наемников, коих в степи видимо-невидимо. Разве что подобрался тот еще «зверинец». Где они тангара-то откопали в степи?

– Если предложений больше нет, то пришла пора прощаться, господин Фриз, – равнодушно сказал эльф.

Он отодвинул бокал с вином, даже не прикоснувшись к благородному напитку.

«Наглый нелюдь! – тихо обозлился Фриз. – Это же старое саффское!»

Недаром говорят, что когда боги делили Первый Народ на четыре расы, то большая часть наглости и высокомерия досталась эльфам. Их сомнительная слава непредсказуемых, своенравных и надменных существ время от времени достигала Великой степи, хотя мало кто из ныне живущих мог похвалиться знакомством с одним из племени остроухих. Проще договориться о скидке с инисфарскими цеховыми мастерами или даже с тангарскими старшинами, чем расположить к себе эльфа.

– Но почему вы отказываетесь, мэтр Альс? – не унимался Фриз.

Эльф измерил его взглядом так, как купцы на базаре прицениваются к залежалому товару, – со скукой и без интереса. Рот его презрительно съехал влево. Еще немного – и плюнет.

– Мне не нравится твой хозяин, Фриз, и у меня нет ни малейшего желания вмешиваться в его судьбу, – снизошел он после длительного молчания. – Но сугубо профессиональный совет я дать могу. Бесплатно. Если он хочет получить корону Сандабара, то женщину придется забыть.

– А может, ты просто боишься связываться с Матерью Танян? Она ведь великая пророчица.

Хрипловатый негромкий смех был ему ответом.

– Считай как хочешь, Фриз, мне плевать. Но для такого… – тут эльф сказал какую-то фразу на родном языке, – …как твой хозяин, я пальцем о палец не ударю. Так ему и передай.

Он повернулся к эрмидэйцу, внимательно следившему за ходом переговоров. Лангеры обменялись короткими взглядами.

– Разговор окончен, – подал голос обладатель косичек, унизанных бусинами.

Ходили слухи, что лангер Малаган колдун, и слухам этим приходилось верить. Руки островитянина были до самых кончиков пальцев разрисованы черными устрашающими узорами: змеи, драконы, птицы сплетались столь замысловато, что не могли не наводить на мысль о волшебстве. А кроме того, у Малагана имелось такое количество амулетов и разных штучек, которыми он был увешан с ног до головы. С колдуном никто связываться не хотел, а посему его слова стали последними в этой встрече. Эльф и оба его лангера удалились столь же стремительно, как и появились, оставив Фриза скрипеть от гнева зубами. Что прикажете теперь говорить Бьен-Бъяру?

Голоса рабов Элливейд никогда не путал с голосами свободных людей. Их песни, их боль, их страх настигали его волной, заставляя ускорять шаг и обходить Невольничий рынок Ан-Риджи кружной дорогой. Чтоб не видеть, чтоб не слышать, чтоб не вспоминать. И все равно видел, слышал и вспоминал, и просыпался в ледяном поту среди самой жаркой ночи спустя двадцать лет. И скорее всего, будет он терзаем теми же кошмарами и на пороге смерти. Впрочем, рынки рабов везде одинаковы. Юдоль печали и несмываемый позор расы. Только люди могут продавать, а главное, покупать себе подобных. Как вещь, как скотину. Клеймить, истязать и убивать без всякой опаски наказания. И если люди так поступают со своими сородичами, то почему бы и нелюдям не поступать так же с людьми. Тангар не продаст тангара, но ублюдка дочери, согрешившей с человеком, запросто. Как там говорится? Бей своих? А если чужие не испугаются? То-то же…

Песня гналась по пятам за маргарцем, вонзая свои когти в его загривок, как серый сокол на охоте в спину неосторожного лисовина, пока ноги сами не привели его в храм Оррвелла – бога-странника, бога-волшебника. Единственного бога, которому Элливейд верил. Верил и чтил, но никогда не молился, не приносил жертв и в храмы его не заходил все свои годы свободы. И даже теперь лангер сам не понимал, что он делает в этом огромном высоком зале в столь неурочный час. Службы Оррвеллу проводились только ночью. Покровитель магов, бродяг, искателей истины, ученых, путешественников, первооткрывателей и прародитель всякого колдовства снисходил к смертным только после заката. С первыми лучами солнца и жрецы, и паломники покидали храм. Элливейд точно знал, что он один во всем здании.