Юрий Никитин - Возвращение Томаса

— Что это было?

Калика буркнул с неприязнью:

— Да какая-то дрянь прилипла... Хорошо, если воск, а если дерьмо какое...

Томас вскричал:

— Откуда в монастыре дерьмо? Ты скажи, что там стряслось? У меня душа воспела и вознеслась...

— Смотри, крылья не сожги, — предупредил калика. Он пошаркал подошвой, осмотрел, сказал довольно: — А-а, так это кусок сургуча! А я смотрю, красное, что только не подумал.

— А еще Вещий, — сказал Томас обвиняюще. — Ты это что, прочел книгу... правильно?

— Молодец, — похвалил Олег. — Вот видишь, ничего разъяснять не пришлось. Не такой уж и дурак, хоть и при оружии.

Поверхом ниже монастырская столовая, пусто. Олег отыскал келью, которую отец Крыжень выделил им для ночлега, толкнул незапертую дверь, огляделся, но смолчал, Томас вошел следом.

Олег с тяжелым вздохом сел на широкую лавку, что служит и ложем. Томас с раздражением наблюдал, как он деловито сбрасывает сапоги, ставит рядышком, чтобы пятки вместе, носки врозь, аккуратность выказывает, затем калика завалился навзничь, руки за голову, могучие мышцы вырисовываются выпукло и красиво.

— С утра ехать надо, — сообщил он сумрачно. — Неча тянуть.

— Куда ехать?

— Поговорить с теми, — ответил Олег, — кто все это затеял. Язву, как здесь ее зовут.

Томас покосился на меч в углу и разложенные по лавке доспехи.

— Поговорить?

— Я все делаю миром, — ответил Олег, подчеркнул: — Всегда!.. Конечно, когда удается.

— Хорошее уточнение, — буркнул Томас. — Своевременное. А то бы я кое-что напомнил. Ты уже выяснил, где искать?

— Примерно.

— Насколько?

— Где-то за монастырем, — ответил Олег уклончиво. — Чутье на что?

Он хмуро смотрел на Томаса, зеленые глаза загадочно блистали. Монастырь на зеленом островке казался ему льдиной в океане гнилой слизи. И ощущение упорно твердило, что льдина тает, упорно подтачивается волнами. И хотя настоятель уверяет, что зеленый круг неизменен вот уже сколько лет, опыт участника многих баталий подсказывает, что любую пассивную оборону в конце концов взламывают.

Томас после беседы со святыми отцами пребывал в таком просветленном состоянии, что вот-вот на спине начнут пробиваться культяпки белых крыльев.

Он переложил доспехи на пол и широкий подоконник, но в возбуждении не мог усидеть на освободившейся лавке, заходил взад-вперед по тесной келье, кулаками стучал то в ладони, то по бокам.

— И что, — сказал он обвиняюще, — хочешь сказать, что ты читал когда-то эту Святую книгу? Вот уж не поверю!

— Твое дело, — буркнул Олег. — Вообще-то я чего только не читал... Есть люди, что читают только умное, а я мел все подряд. Даже эти вот, ха-ха, святые книги! Видел бы ты тех ребят, что сочиняли эти святые тексты! Нет, у тебя душа поэта, больно ранимая и политесная. Тебе правду знать нельзя. Как думаешь, нам поесть дадут или надо...

Томас вскрикнул:

— Только не колдовством! Только не колдовством в таком святом месте!

— Да ты че? — удивился Олег. — Я хотел только сам пойти поискать на кухне.

Томас сказал раздраженно:

— Сэр калика, я что-то вас не разумею. Мы ехали с великой и благородной целью: отыскать логово местного дьявола и разнести его вдрызг! Я все время ломаю над этим благородную рыцарскую голову, а вы, сэр калика...

Олег слушал с кривой усмешкой. Когда Томас сердился по-настоящему, он всегда набундючивался, становился невыносимо напыщенным и обращался к нему подчеркнуто вежливо, ибо небрежными бываем только с друзьями, а с чужаками и противниками мы намного корректнее.

— Ты прав, — ответил он неожиданно, — ты прав, благородный сэр Томас. Я веду себя, как распоследняя свинья. От того, что знаю больше, вовсе не значит, что я должен вот так... Извини! Давай в самом деле в задницу... в смысле отринем мирское и поговорим о том, как достичь логова и сокрушить, кто там сидит.

Томас, несколько смущенный, что язычник так быстро и искренне признал неправоту, это в первую очередь выказывает благородство натуры, проворчал:

— Да, конечно... давай. Хотя, конечно, насчет хорошего ужина идея неплохая. Все-таки в этом проклятом болоте я потерял фунтов десять хороших мускулов, а это нехорошо. Они еще пригодятся, думаю.

— И у меня есть такое чуйство, — согласился Олег. — С чего бы?

Они улыбнулись друг другу, как два волка перед набегом на стадо, где, кроме жирных овец, есть злые собаки и пастух с дубиной.

Раздался стук в дверь, Томас крикнул:

— Открыто!

Дверь отворилась, Томас в удивлении выпучил глаза на папского прелата, вскочил, едва не отбивая бока хвостом от великой почтительности и усердия, сказал торопливо:

— Входите, ваше преосвященство!.. Если, конечно, вы не ошиблись дверью.

Прелат ответил с кротостью, что пуще всякой гордыни:

— Нет, не ошибся, сын мой. Спасибо.

Он переступил порог, дверь за ним закрылась. Томас придвинул прелату единственное кресло.

— Прошу вас, ваше преосвященство!

Олег наблюдал со сдержанной насмешкой, рыцарь к лицу высокого духовного звания проявляет больше почтительности, чем к королям, сам же никак не высказал своего отношения, а прелат, понятно, на него посматривал чаще и с опаской.

— Мы здесь, — сказал Томас первым, — ваше преосвященство, прикидываем, где у Адовой Щели может быть уязвимое место. Но трудно что-то говорить, когда прем наугад...

Прелат степенно опустился на сиденье, положил руки на подлокотники, особенно широкие в сравнении с его тонкими иссохшими костями.

— Я подходил близко, — обронил он, — но зайти не сумел... Слишком могуче Зло, слишком сильна его власть над нашей плотью. Я убоялся, что не смогу... что не устою... Увы, я всего лишь человек...

Томас молчал, не зная, что сказать, прелат смотрел на них настолько глубоко запавшими глазами, что иногда глазницы выглядели пустыми.

Олег после долгой паузы обронил:

— Ну, как понимаю, вы не простой человек. Простые сидят дома и пьют пиво. Или пьют пиво в компании таких же простаков. А вы — человек церкви.

Прелат покосился на Томаса, тот сама почтительность перед святостью человека Ватикана, вздохнул и сказал Олегу кротко:

— Служителями церкви не рождаются. Все приходят разными путями.

Томас спросил почтительно:

— Но у вас-то путь был прямой и короткий?

Прелат помялся, снова вздохнул.

— Не совсем, сын мой. Я бы сказал точнее, совсем не так. Однако Господь наш сказал, что одна раскаявшаяся блудница ему дороже, чем сто девственниц... на сии великие слова уповаю, в них мое спасение! Я, сын мой, в молодости вел несколько недостойную и не совсем честивую жизнь...

Он замялся, подыскивая слова, Олег буркнул с иронией:

— Ага... недостойную и не совсем честивую жизнь... гм... я бы сказал, очень мягко сказано.