Юрий Никитин - Артания

Сама дорога ощутимо поднималась, а горы вроде бы и не особенно интересовались чужаками, но однажды Придон оглянулся и заметил, что первые горы уже пропустили их, смотрят вслед. Воздух стал еще холоднее, чище, дорога начала петлять, ибо горы сдвигались, оставляя внизу место только для самой дороги.

Заснеженные вершины гор радостно блистали белым огнем, рассыпали искры. Серые и темные внизу, всю красоту отдавали вершинам. Придон поднял голову, вздрогнул, по телу прошла холодная волна.

Черная башня жутко и страшно выплывала из-за поворота. Снег на солнце блестит так, что глазам больно, и только черные камни даже не отражают света. А в полуверсте еще одна, такая же черная, зловещая, неуместная в чистом свежем мире снега и горного воздуха.

– Чтоб вы провалились, – пробормотал он. Кулаки стиснулись, ненависть стукнула в сердце, захотелось даже самому броситься на эти оскорбляющие его башни и разнести вдрызг хоть голыми руками. – Чтоб вы все там передохли…

Аснерд догнал, поинтересовался:

– Что ты бормочешь? На песни не больно похоже.

– Башни, – сказал Придон с ненавистью. – да еще сразу две!

– Ага, – согласился Аснерд, – наверное, одно озеро делят.

Послышался стук копыт, приблизился Вяземайт, фыркнул:

– Колдуны? Делят?.. Не знаете вы чародеев! Они все глотки друг другу рвут. И всю жизнь выясняют, кто сильнее. Да и не бывает таких больших подземных озер. Просто две лужи натекли… близко.

Аснерд присмотрелся, коротко хохотнул.

– Уверен, и сейчас больше следят друг за другом, чем за дорогой!

Вяземайт буркнул:

– На это больно не рассчитывай! Одиноких или вот таких, когда не больше десятка, пропускают не глядя. Не угроза. Но если бы пришли сюда с войском…

Он зло засопел, а Придону кровь в голову бросилась с такой силой, что едва не вспыхнули волосы.

– Доберемся, – процедил он с ненавистью. – Доберемся и до этих башен!

Еще сутки двигались по настоящей горной дороге. Слева стена до небес, справа – бездонная пропасть, а сама дорога, что не шире размаха рук, пугливо жмется к стене. Артанские кони, привыкшие к просторам, храпели от страха и едва двигались на дрожащих ногах. Отважно бросаются в гущу врагов, умеют бить копытами, разбивая черепа, хватают зубами, сбивают корпусом, но того врага можно было побеждать!

Придон тихонько стонал сквозь стиснутые зубы. Эти дни казались минутой, растянутой в бесконечность. Копыта стучат о камень чересчур звонко, в степи звук совсем другой – сухой, четкий, приглушенный, домашний, а здесь слишком вызывающе, такой звук не должен долго длиться… а он, напротив, длится и длится! И снова длится. Изо дня в день.

Очередной короткий привал устроили прямо на горной дороге. Коням дали овес в мешках, сами прижались спинами к каменной стене, поели холодного мяса, терпеливо ждали, пока отдохнут кони.

Придон отодвинулся в сторонку, дрожащие пальцы нащупали горячую дощечку на груди. Он положил на ладонь эту оправленную в бронзу драгоценность, жадно смотрел на портрет Итании, нарисованный Вяземайтом.

– Неужели, – шепнули его пересохшие губы, – тебе так сладко меня мучить?.. Ты улыбаешься, но в твоем сердце лед. Ты видишь, как я страдаю, но ты весела… Не тесно тебе в рамке? Выйди, скажи мне слово!.. Ты же можешь!.. Ты настолько красивая, что ты можешь все… Вяземайт говорит, что красота – самая великая магия на свете, потому ей подчиняются даже маги, создатели магии. Даже боги – создатели всего…

Ее лицо стало расплываться, глаза кольнули льдинки. Он поспешно вытер замерзшие слезы. Со стыдом и ужасом подумал, что раньше никакие раны, никакие пытки не могли вырвать даже стон, не говоря уже о слезах. Он смеялся и пел боевые песни, когда дикие горцы захватили в плен и начали истязать, но теперь плачет как ребенок, едва вспомнит ее лицо, ее голос, ее строгие удивленные глаза…

– Что со мной, – прошептал он, – что ты делаешь со мной?

Аснерд посматривал искоса, но молчал. Вяземайт тоже видел и слышал все, помалкивал, а Конст вообще старался не смотреть в его сторону.

Вяземайт после долгого молчания толкнул Аснерда в бок.

– Слышь, медведь…

– Что?

– Не спи, говорю.

– А что тебе?

– Ты же знаешь, если взять всего десяток верст на север, там гора, где живет… помнишь? Аснерд недовольно хрюкнул.

– Я у него был лет сорок назад!.. Да за это время…

– Это для тебя время, – бросил Вяземайт. – Но не для него, сам знаешь.

Аснерд насупился, буркнул:

– Знаю. Если надо, что ж… можем сделать крюк. Вяземайт кивнул в сторону Придона.

– Сам видишь. Аснерд вздохнул.

– Да вижу, такое как не увидеть. Ладно, ты все мясо умял?

– Еще хлеб остался. Хочешь?

– Хлеб сам ешь, ты же волхв.

Они поднялись, Конст торопливо отвязывал от конских морд мешки с овсом. Он поглядывал то на Придона – с сильнейшим сочувствием, то на старших героев – с жадным интересом, ибо каждое их слово несло в себе тайны, а тайны его манили больше всего на свете.

Придон ехал, погрузившись в думы, затем как-то невзначай далеко-далеко за горами заметил фигуру великана. Залитый оранжевым солнцем, тот возвышался над самыми высоними горами, в обеих руках нечто похожее на исполинскую чашу. Придону она показалась панцирем гигантской черепахи. Из чаши лился золотой поток, похожий на жидкое золото. Еще в воздухе превращаясь в туман, разбивался на белые кучевые облака, но Придон почему-то был уверен, что часть волшебной воды достигает гор, сбегает горными потоками в долины, несет золотые крупинки.

Конь оступился, Придона тряхнуло, а когда он снова вскинул голову, великана уже наполовину скрыло облаками.

– Кто это? – спросил он.

Аснерд вздрогнул, посмотрел по сторонам.

– Где?

– Да вот же…

Он осекся. На том месте ползло огромное облако. Аснерд посмотрел еще раз на Придона, снова на то место гор, спросил:

– Что-то видел?

– Да, но…

– Не всем дано, – сообщил Аснерд. – Может быть, ты чем-то наделен большим, чем остальные люди.

Придон покосился на его мощную фигуру, буркнул:

– Мне кажется, как раз я обделен больше всех. Аснерд покачал головой, некоторое время ехали молча, потом Аснерд сказал медленно:

– Ты помнишь тот базар, когда ты взял из рук бродячих актеров бандуру?

– Не напоминай, – простонал Придон.

– Почему?

– Я стараюсь забыть свой позор, а ты…

Аснерд хмыкнул.

– Позор? Многие бы отдали правую руку за такое колдовство! Ты же чародей, еще не понял?.. Да-да, тебе дана власть… или пробудилась в тебе, не знаю, но теперь в тебе такая сила, что ты можешь делать с людьми все, что угодно!.. Когда ты шепчешь имя своей принцессы, у меня тоже сердце начинает стучать чаще, а кровь вскипает. Я посмотрел на других, у всех – то же самое. Ты можешь заставить людей плакать, можешь велеть им смеяться до упаду, можешь бросить с голыми руками на вооруженного врага, можешь велеть им всем попрыгать в пропасть… У тебя страшная мощь, но ты, как дурень, едешь с боевым топором, мечтаешь бить по головам собственными руками, как…