Юрий Никитин - Артания

Тулей хлопнул в ладоши, из-за портьеры неслышно выдвинулся слуга.

– Зови Барвника. Да, еще и Щажарда подними с постели. Тцар изволит думать!

Слуга исчез, Тулей поморщился, за окном к женскому голосу присоединились мужские, заревели, затянули, заорали с присвистом да притопом. Говорят, это одна из тех песен, что сложил этот артанин. Никогда бы не подумал, что такой здоровяк может слагать песни. С чересчур громким голосом в глотке почти невозможно иметь тонкие мысли, а какая песнь без мысли?..

Он послушал еще, признал с раздражением, что песня – чисто артанская: никаких мыслей, один крик, боль, обиды, жалобы, стенания, обвинения… И что хорошего в такой песне? Однако же поют, дурачье. Да еще как стараются, душу надрывают…

Дверь приоткрылась, осторожно вошли Барвник и Щажард. Поклонились от входа, застыли. Щажард дождался, пока Тулей задержит на нем взор, поклонился снова.

– Что изволит Ваше Величество?

– Отчет о караванах. – сказал Тулей сварливо, – что ушли в Вантит… Я вроде бы не давал позволения открывать новую дорогу.

В окно донеслись визгливые крики, трубы загремели громче. Тулей поморщился, Щажард ответил с поклоном:

– Не тцарское это дело – вникать в такие мелочи. Вот и Барвник подтвердит…

– Да что Барвник, – сказал Тулей с досадой. – Он маг, а не… Черт, да там с ума посходили! Щажард, выгони тех певцов к чертовой матери! И чтоб духу их здесь не было!

Щажард поклонился, развел руками.

– Как скажете, Ваше Величество…

– Так и скажу! – заорал Тулей. – Вообще займись этим! Вычисти город от плясунов и песенников! Пусть Ящер на них воду возит!

Щажард, уже не кланяясь, неверяще смотрел в лицо повелителя, сказал осторожно:

– Все выполним, Ваше Величество. Но, может быть, мне будет позволено узнать, что лежит в основе столь необычного решения?

Тулей, как показалось Барвинку, быстро смахнул слезу, сказал еще злее:

– Потому что только эти сволочи заставляют меня плакать!.. Разве я проронил слезу, когда ты зашивал мне сапожной иглой рваную рану на животе?.. Когда меня завалило в горах и лекари сказали, что мне не жить, а если жить, то – уродливым калекой? Я все принимал достойно!.. Но вчера я ревел, как последний дурак! У меня и сейчас вся борода мокрая. Как на меня посмотрит народ? Тцар должен быть сильным, свирепым, с мужественным… и вообще с каменным рылом, как у медведя или свирепого вепря!

Щажард быстро зыркнул по сторонам, словно искал подсказки, поклонился снова.

– Ваше Величество… а не лучше ли тогда просто велеть певцам петь только взвеселяющие песни? Тулей отмахнулся.

– Ты же знаешь этих гадов!.. Они сами для себя тцары. Не признают никакой власти, кроме как от богов. Но и с богами говорят напрямую, жрецы им не указ, а в храмы вообще не заходят.

Щажард сказал:

– Как скажете, Ваше Величество. Но без певцов вся наша жизнь станет серой.

Он высунулся в окно почти до пояса, крикнул. По мраморным ступеням сбежали с десяток воинов, остановились, задрав головы. Щажард указал им на песенников, сделал всем понятный знак пальцем по своему горлу, зыркнул на Ту-лея, а тот нехотя буркнул:

– Это ты слишком. Просто вытолкай в шею! И не пускай во дворец больше… У нас есть свои певцы. Прирученные.

В покоях Тулея Придон сразу увидел спины Щажарда, Барвинка, даже Иргильда с неизменным Горасвильдом стоят перед троном, загораживая собой Тулея. На стук двери обернулись, Придон успел увидеть сожаление в глазах Барвинка и злобное торжество на лице Иргильды.

Они расступились, давая возможность Тулею увидеть пленника. Тулей вскинул удивленно брови. Придон предстал перед ним целый, невредимый, даже руки не связаны. Дунай коротко поклонился.

– Ваше Величество, он дал слово, потому я не стал его в оковы.

– Дал слово? В чем?

– Что пойдет добровольно, – объяснил Дунай неуклюже.

– И ты поверил? – спросил Тулей. Дунай отшатнулся, глаза выпучились.

– Ваше Величество… это ж артанин!

Тулей повернулся к Барвнику, пожал плечами.

– Видишь? Даже наш Дунай верит, если артане дают слово. Да, в этом понятии о репутации что-то есть, есть… не ухвачу только, что именно.

Барвник поклонился.

– Есть, Ваше Величество. Свод законов, которые внутри нас. Которые запрещают что-то делать изнутри.

– Изнутри делать? – спросил Тулей насмешливо.

– Изнутри запрещают, – пояснил Барвник терпеливо. – А те запреты обмануть труднее, Ваше Величество, чем даже… Вас. Изнутри за нами постоянно кто-то наблюдает! И его не обманешь, он знает, что стоит за нашими словами и клятвами.

Остальные слушали их разговор с недоумением, Придон вообще перестал слушать, что-то совсем уж непонятное. Хотя насчет голоса изнутри правы: кто-то же подсказывает ему слова песен? Кто-то же иногда настолько завладевает его душой, сердцем… Даже всем телом, ибо иногда он говорит и делает то, что не собирался.

Иргильда заговорила первой, резким неприятным голосом сказала:

– Ваше Величество, сегодня ночью в своих покоях убит Кохан-младший, князь из достойного рода Коханских. Известно, что у них с этим артанином была ссора. Больше ни с кем Кохан не ссорился. А стража сразу же обнаружила, что артанин ночью сумел выломать решетку на окне и выбрался!..

Тулей покачал головой, взгляд был мрачен. Придон стоял, сжав челюсти, взгляд поверх голов, в голове стучалась только одна мысль: только бы не дознались, куда ходил на самом деле, даже если это спасет его шкуру! Имя Итании должно оставаться незапятнанным.

– И что же ты скажешь? – спросил Тулей. – Артанин, мы не выносим приговора, не выслушав обвиняемого!

Придон по-прежнему смотрел поверх головы куявского властелина. Это его раздражает, понятно, даже оскорбляет, но правы: что-то изнутри, очень сильное и властное, заставляет делать и нечто нелепое, вредное, и сейчас он стоял надменно, расставив ноги и заложив руки за спину, смотрел вызывающе, что раздражает и оскорбляет не только Тулея, но всех в этой комнате.

– Ничего, – ответил Придон.

Тулей вскинул брови, Придон ощутил на себе его ощупывающий взор.

– Почему?

– А потому, – ответил Придон резко. – В Артании даже ребенок знает, что мужчина может сделать, а что нет.

Тулей всматривался некоторое время, хмыкнул, перевел взгляд на Барвника. Тот пожал плечами и отвернулся. Щажард смотрел себе под ноги. Иргильда сказала с торжеством:

– Ему сказать нечего!.. Он приперт к стене, даже не пробует защищаться. Ваше Величество, все ясно, пора выносить приговор. Убит один из кандидатов на руку Итании! Кому это выгодно? К тому же известно, что он ночью тайно покидал свою комнату, а утром сумел вернуться тем же путем.

Тулей кивнул, соглашаясь, перевел взгляд на Барвника. Тот пожал плечами.