Юрий Никитин - Придон

С трудом повернула голову, шея слегка занемела, но боли не чувствовалось. По всему телу побежали мурашки, словно отсидела. Над головой купол шатра, стенки из тонкого красного шелка, видно, как по ту сторону взад-вперед ходят люди с топорами в руках.

Мужчина сказал виноватым, как ей показалось, голосом:

– Меня зовут Меривой… Ты сейчас в шатре нашего тцара…

Она снова повела глазами по сторонам, все вспомнила, вскрикнула:

– А мой дракон?.. Эти гады сумели его убить?

Мужчина, что назвался Меривоем, какое странное имя, сказал еще более виновато:

– Да, его… сумели убить… Вернее, ранить, а убился он сам. Если бы в воду, а земля… она твердая. Ты уцелела чудом. Если бы не наш волхв…

Она спросила:

– Вяземайт? Он тоже с Придоном?

Он спросил с надеждой:

– Ты их знаешь?.. Тогда твоя участь, надеюсь, не будет так уж… тяжела.

Она спросила в упор:

– А кто ты?

– Я… Я… это, я Меривой. Меня так зовут – Меривой. Я только сегодня приехал из Артании…

Ее синие, как небо, глаза чуть потеплели. Губы слегка дрогнули в улыбке.

– Да?.. Тогда ты еще не жег наши города, не насиловал, не убивал…

Он сказал торопливо:

– Да-да, я мчался на своем медленном, как черепаха, коне, не останавливаясь, ничего даже не видя!

Она вздохнула, глаза ее погасли.

– Тогда у тебя еще все впереди. И грабежи, и убийства. И будешь насиловать, а потом убивать.

Меривой задохнулся, ее синие глаза уже смотрят в сторону, на лице появилось задумчивое выражение, явно прикидывает, как сбежать, гордая и смелая, как она отваживается влезать на загривок ужасного дракона…

Он зябко передернул плечами.

– Тебя что-то страшит? – спросила она.

– Да, – сказал он честно.

– Что?

– Ты же можешь упасть с дракона! А я вдруг не окажусь внизу, чтобы подхватить на руки?.. Да лучше тебе всю жизнь ездить на мне…

Он запнулся. Она посмотрела с интересом.

– Ты позволил бы мне сесть себе на шею?

– Да, – ответил он с жаром. – Да!.. Сам буду умолять… И буду просить, чтобы ты никогда-никогда не слезала!

Тулей рванул себя за ворот, на ковер полетели крючки, застежки, пряжки. Багровое лицо стало страшным от ярости. Он задыхался, рухнул в кресло, захрипел. Щажард быстро поднес остро пахнущие травы, светильники заправили особым маслом, что дает умиротворяющий аромат, лекари дрожали от ужаса, ибо лицо повелителя налилось дурной кровью, глаза выкатились, огромные и налитые кровью, с дрожащих от бешенства губ потекла пена.

– Где… – прохрипел он. – Где… почему не доставили до сих пор?

Щажард поклонился, ответил почти шепотом, страшась разгневать могущественного повелителя:

– Он даже не стал слушать ваш приказ. Поехал дальше.

– А где сейчас?

– Узнав, что достойной Дивинии там нет, только спросил, где она. Все видели, как пришпорил коня и вихрем вылетел через южные врата.

Тулей захрипел, брызгая слюной:

– Догнать!.. Поймать!.. Привести!.. В оковах… нет, с деревянной колодой на шее!

Однако прошло еще несколько дней, прежде чем вбежал радостный слуга и срывающимся от счастья голосом сообщил, что Дуная поймали в тот момент, когда он, уже свободный, возвращался в свой дворец.

Вскоре за дверью раздался приближающийся грохот, звон металла. Щажард насторожился, лицо Тулея исказилось злой радостью.

Створки распахнулись, в зал вошел, сильно согнувшись, огромный человек. Тяжелая колода на плечах держала его в согнутом положении, толстые цепи звякали при каждом шаге. Руки скованы за спиной, от исполина покатился по залу, придавливая тяжестью изысканные ароматы, тяжелый густой запах давно не мытого тела.

Щажард вздохнул, Тулей бросил в его сторону лютый взгляд. Щажард вздрогнул и уставился в стол. Двое стражей остановили закованного великана в пяти шагах от трона. Тулей пытался поймать взгляд пленного, но тяжелые колодки пригибали того книзу, заставляли смотреть в роскошные ковры.

– Ну что, Дунай, – сказал Тулей зловещим голосом, – что скажешь теперь?

Скованный исполин молчал. Тулей снова начал наливаться гневом, но сейчас опозоривший его Дунай вот он, никуда не денется, можно насладиться властью и унижением опозорившего его полководца, и он повторил уже спокойнее:

– Что скажешь, Дунай?.. Что скажешь, мерзавец, обесчестивший меня, страну, наши войска?

Дунай молчал, слегка покачивался на расставленных для равновесия ногах. Колода на нем из цельного столетнего дуба, а цепями можно приковывать тяжелые военные корабли – даже буря не порвет, но на великане они болтались с виду легкие, как ниточки.

Щажард пробормотал:

– Ваше Величество, он молчит, значит – винится. Он уже осознал, осознал!

Тулей прорычал:

– Что скажешь, ничтожество? Он прав?

Скованный исполин не шелохнулся. Тулей задышал чаще, лекарь подбежал, потрогал вздувшуюся жилу на виске, торопливо сунул под нос чашу с едким напитком. Тулей отпихнул в раздражении, лекарь и его чаша покатились по укрытым ковром ступенькам.

– Хорошо, – сказал Тулей зловеще. – Можешь не отвечать. Сам знаешь, что опозорил нас всех, проехав через всю страну со связанными руками!.. Эй, палач! Выведи этого… эту… во внутренний двор и посади на кол. Да так, чтобы я и завтра еще видел его живым.

Щажард сказал укоризненно:

– Ваше Величество…

Тулей обернулся, налитые кровью, как у разъяренного быка, глаза метали багровые молнии. Лицо стало багровым, как небосвод на закате.

– Что?

Щажард стойко выдержал яростный взгляд, сказал четко:

– Ваше Величество, во дворе упражняется ваша дворцовая стража. Они всегда почитали Дуная…

– Ну и что?

Щажард вздрогнул от громового рыка, но голос его прозвучал почти так же ровно:

– Если хотите, чтобы я с вами соглашался во всем, тогда не спрашивайте моего мнения. А сейчас мое мнение таково, что ваших воинов это… не обрадует. Дунай всегда служил честно. И все увидят, что получает человек за честную службу в вашем дворце!

Тулей вскрикнул громовым голосом раненого льва:

– Он опозорил меня!

– Тогда казните, – ответил Щажард. Он побледнел, но не опускал глаз. – Это ваше право. Все наши жизни в ваших руках. Дунай клялся служить вам. Его жизнь в вашей воле. Вы можете любого из ваших воинов казнить… да и не только воинов, но никого не в состоянии заставить думать о вас… как хотите вы! Оценивать ваши поступки, как оцениваете их вы. Вы не заставите своих воинов думать о вас… лучше.

Тулей задышал чаще, лекарь снова налил в чашу темно-зеленой жидкости, поднес Тулею. Тот заставил себя понюхать, багровость покинула лицо, он наконец махнул рукой и сказал все еще злым, но без крика голосом:

– Отвести во двор и срубить голову. Голову принести сюда.

Стражи развернули Дуная, он пошел к двери, тяжело передвигая ноги. Тулей проследил за ним ненавидящим взглядом. Щажард поклонился, сказал торопливо: