Вера Камша - Ветер и вечность. Том 1. Предвещает погоню [litres]

Чтобы занять руки, женщина взялась за шадовы пистолеты; было страшно, но больше обидно. За все – от синих сакацких гор до отожравшегося на церковном овсе Бочки. В возвращение Создателя и суд Его над живыми и мертвыми Матильда не то чтоб вовсе не верила, просто все это казалось далеким и неясным. Может, и будет, только сперва сто раз помереть успеешь, и уж точно рябины и небо от живых никуда не денутся.

– Вот зачем? – А ведь Эсперадор тоже боялся, причем не за себя и не Заката. – За каким змеем ты мне это наплел, да еще на дорожку? Не хочу о таком думать! Будет так будет, а прежде времени чего дергаться? Саймуров этих уже два круга как нет… Куда они исчезли, кстати? Вымерли?

– Может, и вымерли, а кто остался – оказаронел. Не в них дело, а в нас; Рокэ гнилью той зелень столичную считает, еретик Луциан с ним согласен, да и женишок твой бывший не спорит. А раз так, надобно дрянь эту самим вычистить, пока Создатель за дело не взялся. Что до тебя, язва моя сакацкая, так сказано ж, в горе и радости, праздности и заботах, ну так вот тебе забота! Мозгами не обделена, сам ересиарх с тобой откровенничал, может, припомнишь что, а нет, так придумаешь. Вернешься – обсудим, не вздумай только Хайнриху свадьбу унылым ликом портить, гуляй от души! На войне радость ярче, а мы сейчас на войне, да такой, что другим и не снилась. Уразумела ли?

– Так не обделена же мозгами, – женщина для порядка прицелилась в финтифлюшку на люстре, но палить, само собой, не стала. – Только темнишь, твой высокопреосвященств, ох, темнишь!

– Не я, – отрезал благоверный и поднялся, – регент. Не темнил бы, Савиньяка от себя не отсылал бы.

– Чтоб не догадался?

– Этот змей регента как бы не лучше себя самого знает. Уже догадался, но раз едет, значит, согласен.

– Может, сбежит еще? – предположила Матильда и тоже встала. – Или успеет вернуться, как до дела дойдет?

– Может, и успеет, – согласился Бонифаций, прижимая женщину к себе. По-особенному, не так, как всегда. Так прощаются витязи в песнях, всей душой желая вернуться и понимая, что такое вряд ли возможно, только не идти никак нельзя. – Пора тебе, душа моя, и смотри у меня! Не задури с королем, просватан он, нехорошо девочку обижать.

– Ладно уж, – пообещала, с трудом сглотнув что-то непонятное, алатка, – не буду, ну его! Вернусь, с маршалом задурю, а то и с парой.

Ответную глупость благоверный придумать не успел. Раздался вкрадчивый стук, и они отпрянули друг от друга, как молоденькие. Хорошо, что явился Эпитан: при этакой мрази не заплачешь и уж тем более не брякнешь лишнего. Ее высокопреосвященства с достоинством взяла со стола подбитые мехом перчатки. Она была готова, причем ко всему.

1 год К. Вт. 14-й день Зимних Волн

Вваливаться к не успевшей причесаться и позавтракать возлюбленной – верх неучтивости, но не когда она, хоть и невеста, но чужая, а ты – почти жених другой. Конечно, возможны неловкости и здесь, но политика есть политика. Подчеркнув вынужденную грубоватость с помощью адуанской куртки и стянутых на затылке волос, Марсель свистнул Котика и отправился с утренним визитом. Разумеется, дядюшкины слуги незваного гостя впустили без возражений, а вот поведение фельпской камеристки удивило. Плотненькой смуглянке следовало встать на пути невежи несокрушимым равелином, а она с милой улыбкой попросила войти. Окажись на месте госпожи Скварца Дженнифер, неважно, свободная или нет, Марсель заподозрил бы худшее, но Франческа была выше вульгарных ловушек. Виконт поправил, то есть слегка ослабил черный варастийский платок и, велев Готти сторожить плащ, перешагнул заветный порог. Госпожа Скварца стояла у конторки с пером в руках.

– Я не ждала вас так быстро, – сообщила она, откладывая письмо. – Чудесное утро, не правда ли?

– О да!

Бывают женщины, которым барон Коко помочь не в состоянии. Они либо непоправимо ужасны, либо совершенны. Франческа Скварца была совершенна. Виконт поцеловал протянутую ему руку и спокойно спросил о шадди.

– Он скоро будет. Вы были правы, у маркиза Фарнэби отличный буфетчик. Виконт, вы не желаете прочесть письмо, которое я пишу?

– Сударыня, я сам слегка балуюсь пером и поэтому предубежден к черновикам. – Предложить недописанное письмо! Какое прелестное начало… – В эркере нас не услышит даже повисший на карнизе кот, ведь окна на зиму заклеены. Вы позволите мне передвинуть кресла?

– В доме Муцио я поняла, что мужчинам следует позволять многое. Так вы не желаете прочесть мой черновик?

– Никоим образом. – Марселю удалось придать голосу достойную Катершванца твердость, остальное доделали кресла, слишком тяжелые, чтоб их носить. Виконт неторопливо толкал пред собой обитые сиреневым бархатом туши, мысленно взывая к совести и маэстро Гроссфихтенбауму. После Кагеты все складывалось слишком хорошо, Эпинэ и тот ожил, а светопреставления при вернувшемся из дыры императоре виконт ни капельки не боялся. Неудивительно, что мерзавка-судьба зашла с другой стороны и принялась искушать запретной страстью. Свинство… Даже не свинство – дукство!

– Прошу вас, – виконт развернул второе кресло и отступил, позволяя даме сесть первой. Малиновое с сиреневым сочеталось просто изумительно. – Я весь внимание.

– Как мило! Вы не пожелали проявить любопытство, что ж, я доведу письмо до ума и при первой возможности отправлю в Валмон, но одно письмо вы все же прочтете. Оно пришло вечером.

– Спорить с неизбежностью глупо. – Сказал бы кто-нибудь год назад, что, беря письмо из рук вдовы Скварца, он постарается не касаться ее пальцев! Женщину подобные мысли вряд ли посещали, она всего лишь передала лист бумаги, оказавшейся посланием герцогини Ноймаринен. Хозяйка Старой Придды поздравляла гостью с благополучным прибытием и матерински журила за отсутствие курьера, из-за чего подруга юности герцогини графиня Савиньяк, устав от ненавистной ей придворной суеты, приняла приглашение герцога Придда. Госпожа Ноймаринен обещала загладить нечаянную неловкость, сожалела, что опоздала со своим гостеприимством, и надеялась на дружбу, которая возникнет между госпожой Скварца и молодой герцогиней Ноймаринен по возвращении последней из Аконы. Напоследок любезная хозяйка желала гостье отдохнуть с дороги и выражала надежду на скорую встречу.

– Весьма душевно, – во избежание повторного искушения Марсель положил письмо на пока еще пустой столик. – Не уверен, что мне стоит дожидаться шадди.

– Вы полагаете, следует ждать гостью? Мне тоже, поэтому я вас и пригласила, но Валмоны быстрее… писем.

– Сударыня, обретя собаку, я начал рано вставать. – Так вот почему камеристка не ринулась на защиту небрежно причесанной госпожи, ему писали и его ждали. – Утро – это прекрасно, особенно начавшееся с вашего письма.