Вера Камша - Ветер и вечность. Том 1. Предвещает погоню [litres]

– Господин Клюгкатер, – окликнула Селина, – теперь надо залезть на старый бастион, оттуда будет хорошо видно, но сперва надо договориться с «фульгатами», они тут на всякий случай. Не волнуйтесь, нас они знают.

– Да я, барышня, и не волнуюсь, – заверил Добряк, разглядывая молодцов в парадных куртках. Гостевание в Аконе становилось все веселее, оставалось превратить это веселье в прибыль.

Графиня Савиньяк на волосок передвинула чернильницу, равнодушно поковырялась в немногочисленных захваченных в Васспард драгоценностях, вытащила меняющие цвет серьги, посмотрела, бросила обратно, отодвинула занавеску, полюбовалась робким меленьким снежком и поняла, что под крышей ей не усидеть. Задуманная сказочка, при всей своей злобности, получалась какой-то перекошенной, а приснившиеся под утро гривастые, куда твоим коням, лебеди так и торчали перед глазами. Мысли и образы бестолково кружились и толкались, будто мошкара вокруг лампы, сосредоточиться не выходило, как и разозлиться, плакать же было не с чего – все разрешилось почти наилучшим образом.

Требовать от судьбы большего было перебором, хотя лучше бы Питер утонул без свидетелей, тем более таких. Вчера дамы были слишком потрясены, но сегодня кто-нибудь да задастся вопросом, чего ждали Валентин с Клаусом и почему Арно бросился спасать не ребенка, а старика.

Отовраться, вернее, ответить так, чтобы и лишнего не сказать, и Валентина из-под удара вывести, было можно, но разговор обещал стать неприятным на редкость, причем тянуть с ним не стоило. Когда отлежавшийся Лукас выползет из своих апартаментов, у графинь о случившемся уже должно сложиться нужное мнение, а дальше репа будет выдергивать себя сама. Как в бергерских сказках.

Арлетта усмехнулась и велела подать плащ и уличные меховые сапожки. Подали, и тут же на первый взгляд бездельничавший в прихожей «фульгат» поднялся и потянулся за шляпой. Что ж, пусть охраняет, думать солдаты графине Савиньяк и прежде не мешали, а после истории с мэтром Шабли она стала находить в бескрылых хранителях некую прелесть.

Снежок старательно припорашивал серые дорожки; ноги пока не проваливались, зато становилось словно бы чище. Женщина неторопливо брела вдоль вливавшихся один в другой прудов, сколько-нибудь определенной цели у нее не имелось, лишь желание привести в порядок мысли, но этого-то как раз и не получалось. Мешали гривастые лебеди и воспоминания, нелепые и обрывочные. Казалось, вокруг летали клочки книжных страниц с гравюрами. Разглядел конскую шею и чью-то голову в шлеме, почти вспомнил чью, и тут ветер бросает в лицо новый кусок, а на нем – островерхая крыша и роза. Не успел всмотреться, а перед глазами рыба или нога в гальтарской сандалии и змея… А ведь если сквозь рыбину продеть змею, получится почти лебедь!

Выдуманное чудище представилось столь живо, что Арлетта остановилась. В голове шумело, а казалось, где-то рядом злится несуществующий водопад; вкупе со змеерыбой это было слишком. Графиня поднесла руку к виску, заставляя себя сосредоточиться. Что-то похожее с ней было в ночь бегства из Олларии, но тогда она до предела вымоталась и напилась какого-то церковного зелья. Сегодня «видения», как изволил выразиться Пьетро, возникали на ровном месте, почти на ровном, потому что за Валентина душа не болеть не могла. Припомнив совет все того же смиренного брата, женщина глубоко вдохнула, в ответ полупрозрачная гадина повернула голову и сверкнула ярко-зелеными глазами. Точно изумруд к солнцу подкинули.

– Капрал, – справляться и дальше с этой мутью в одиночку не было сил, – вы ничего странного не чувствуете?

– Даже не знаю… – замялся хранитель, – муторно… То есть с утра было, а вот прямо сейчас… ровно растаяло.

– Сейчас?

Пруды и снежок не изменились, и при этом словно бы просветлело, зато змеерыба пропала, будто проглотив сама себя.

– Точно так, сударыня. Я, прошу прощения, аж щеку прикусил.

– Спасибо.

Значит, дело не в ней, уже хорошо. Остается найти Валентина и Арно, хотя мальчишки, скорее всего, вместе. Обычно они по утрам фехтуют, но это обычно…

– Вы, случайно, не знаете, где Придд?

– Ну…

– Знаете. Где?

– Они это… хотели тело поискать за плотиной… Чтобы здешние не проведали, а то сбегутся ведь. По-хорошему, вчера надо бы, но куда уж тут искать было.

– Идем к плотине.

– Как скажете. Только надо ли…

– Идем к плотине. – Да, по-хорошему надо было вчера, потому что не найти – так и остаться в сомнениях. То ли малолетний убийца где-то на дне, то ли он, того и гляди, примется скрестись под дверью. Валентин не попадется, а вот Клаус может, а уж Лукас… Этот точно назовет по имени и сгинет, а потом явится за женой…

Именуемого Юханом называли Добряком, но доброта без ума зачастую докучлива, шкипер же был умен. Он понял, что принесет радость в любой день, кроме сегодняшнего, и отказался второй раз переступить порог.

– Лучше пусть меня будет мало, чем через край, – смеялся понятливый, – да и делишки есть, что у вас, что у меня. Как его величество отъедет, я за ответом для господина Фельсенбурга заскочу, ну а за подарочком подошлите кого-нибудь в «Бирюзового медведя», я там якорь бросил. Бергеры, они хоть и в горах который век сидят, а всё родня.

– Спасибо, господин Клюгкатер, – поблагодарила Селина, и пенитель моря удалился, помахав на прощанье рукой. Было едва за полдень, а становиться к жаровне Мэллит готовилась на закате, потому и позволила исполненной любопытства подруге уговорить себя на прогулку. Выходя из дома, гоганни в вечернем успехе не сомневалась, но увиденное породило сомнения.

Кабиох наделил своих внуков и правнуков даром думать о большом и малом, делая при этом близкое и неотложное. Во Франциск-Вельде душа Мэллит была с теми, кто дерется, при этом руки ее обмывали раненых, а разум велел менять воду в кувшине и заботиться о свежих повязках. Сейчас ничтожная по слову, по улыбке, по вздоху перебирала ночное счастье, однако оно не заслоняло взятой на себя заботы, напротив. Если именуемый Хайнрихом будет восхищен, он станет сговорчивей, но как очаровать того, кто, судя по внешнему виду, довольствуется горелым мясом с лепешками и пивом, а значит, озабочен лишь тем, чтобы пищи хватило?

Привередливому угодить трудно, но уж если получится, он оценит мастерство; куда труднее покорить невзыскательного. Отец отца учил избегать едоков, что подобны овцам, с равным безразличием поглощающим и скучную траву, и прекрасные цветы. Но отступать некуда, король Хайнрих здесь, и он – гость регента и друг первородного Ли.

– Что-то случилось? – Сэль умела слышать неслышное и понимать несказанное. – Но ведь все хорошо, даже Эйвон уезжает.