Вера Камша - Ветер и вечность. Том 1. Предвещает погоню [litres]

– Ну, стена там такая, осыпавшаяся, где повыше – роста в два будет, камни вокруг раскиданы… Кругом буераки, ни жилья тебе, ни дорог, и вдруг что-то вроде горба, то ли был там, то ли насыпали, когда строили.

– Большого дерева возле стены не приметили? И чего-то вроде лестницы из выпавших камней с северной стороны?

– Да, было там такое. Если нужно, найду.

– Не нужно. Что за фантазия была убивать в столь необычной обстановке?

– А вот тут не скажу, – Дювье по-лошадиному моргнул. – Капитан с чего-то решил, что трясти от этого перестанет. Вроде как Надор провалился из-за того, что Окделл с Тараканом натворили, и что если гаденыша кончить на его земле, та может уняться. Только там долго еще корёжило.

– Не ваша вина. Когда все произошло?

– Прошлым летом. В ночь на первый день Волн.

Вот оно что! Ночь на первый день Летних Волн… Пьянка с гаунау по случаю конца похода и неожиданного для всех мира. Собирались умирать и вернулись, тут загуляешь, только в радость пару раз словно выплеснули какую-то муть.

– Капитан, – сощурился Ли, – назовите точное время.

– Простите, Монсеньор, не могу, – Дювье сосредоточенно свел брови, – но до рассвета еще далеко было.

– Хорошо, давайте дальше.

Бывший сержант не увиливал. Поэтического таланта ему не хватало, однако вообразить южан, узнавших, что порученный им юнец убил Катарину Ариго, Ли мог и сам. Вот поставить себя на место Карваля, пожалуй, затруднился бы: любимец Эпинэ оказывался куда как непрост, и за его попыткой унять стихию наверняка что-то стояло.

Проэмперадор Севера и Северо-Запада поймал взгляд Алвы, чуть заметно оскалился и пригубил остывающей горечи. Сегодня спрашивал не он, да и спрашивать было особо нечего. Окделл предсказуемо не пожелал проверять, остановит ли его самоубийство землетрясения, и пошел на прорыв. Безуспешно, что рушило важные теоретические построения, правда, покойники порой оживают не только у Дидериха.

– Вы полностью уверены? – Рокэ свой шадди уже допил и теперь поигрывал регентской цепью, как некогда сапфирами. – Я имею в виду смерть.

– Да, Монсеньор.

– Стрелял Карваль?

– Нет, ему не с руки было, мне пришлось. Наповал, даже жалко.

– Труп куда дели?

– В трещину со всеми манатками.

– М-да… Похоже, мне придется действовать по закону. Точно не Карваль?

– Точно, Монсеньор. – Увиливать южанин не умел и учиться не собирался. – По закону так по закону, хотя обидно из-за такой… из-за убийцы ее величества…

– Да, – посочувствовал регент, – ордена, как правило, дают за более приятные вещи, но Франциск недвусмысленно прописал, что тот, кто покарал убийц регента, будучи простого звания, получает дворянство и «Охоту», но это не всё. Отправить в Закат поднявшего руку на королеву – святая обязанность каждого талигойца, и исполнивший сей долг подлежит награждению «Талигойской розой» и поместьем, дворянин же в придачу обретает следующий титул. Так что никуда вы, господин барон, не денетесь.

– Я… – вот теперь Дювье покраснел. – Да не надо мне ниче…

– Не будь я регентом, я бы вас понял и пошел навстречу, – утешать нежные военные души Ворон всегда умел. – Увы, теперь мне придется исполнять закон несколько чаще, чем прежде. Конечно, совсем уж в вопиющем случае я его нарушу, но мы с вами не настолько близки. Кто из провожавших Окделла в последний путь сейчас жив?

– Осенью было семеро.

– И где же они?

– Тератье со мной, остальные на юге.

– В офицеры кто-нибудь годится?

– Ну, если только не во дворце…

– Все будут служить под вашим началом. Карваль не говорил, кто ему присоветовал столь любопытный способ унять горы?

– Он к этому… мужу баронессы захаживал. Может, тот что рассказал? Или его высокопреосвященство?.. Нет, не скажу. Врать не хочу.

– Не хотите и не надо. Сейчас ступайте, а завтра в это же время ко мне. С Тератье и в парадном мундире, если у вас таковой имеется.

– Монсеньор, а как это Монсеньору-то объяснить… Ну, про награды эти? За что нас?

– По совокупности свершенного во имя Талига. Эпинэ поймет, сам такой.

Больше Дювье не упирался. Кто-нибудь из истинных талигойцев наверняка возмутится столь вопиющей несправедливостью. Ордена, титул, поместье… За что? Кому? Безродному солдафону, а тут столько достойных и голодных!

– Что ты об этом думаешь? – Рокэ опять колдовал над жаровней и был кругом прав, шадди явно не хватило.

– То, что я, скорее всего, эту смерть почувствовал. Мы как раз пили с Хайнрихом, – и выпили столько, что теперь не разобрать, где озарение, а где можжевеловая с кэналлийским, – так он пару раз менялся в лице, будто вслушивался. Есть и кое-что повеселее: однажды мне захотелось убить Манрика с Колиньяром. Прямо в парке, на глазах их величеств. Именно в это время ты должен был убивать Окделла. Старшего.

– Мне бы на твоем месте наверняка захотелось бы того же, – Рокэ повернул сосуд для шадди. – А на своем мне очень хотелось убить Эгмонта, что я и проделал. Правда, потом как отрезало, никаких чувств, одни мысли. Тебе не кажется, что гаунау очень удачно спят, а Грато застоялся?

– Застоялась Проныра, а Хайнрих спит не больше нашего, но раньше обеда перепивший варвар не выйдет. – Запах шадди, зимнее утро, стук маятника… Все так мирно и так мимолетно. – Знаешь, в Гаунау мне хотелось дожить до зимы.

– Неплохое желание, но теперь пора жить до весны.

Из Ксанти Агас вернулся слишком быстро и с такой физиономией, что Капрас невольно подобрался в ожидании чего-нибудь запредельно паршивого. Мучивший командующего очередными сметами и отчетами Фурис тоже что-то заподозрил и, опасаясь за свои драгоценные бумаги, поторопился закрыть черниль-ницу.

– Что еще стряслось? – Карло отложил перо, причем неудачно, на столешнице образовалась темно-зеленая клякса. – Подробно и с начала.

– Сперва, – не согласился доверенный куратор, – надлежит обозначить суть, вне всякого сомнения, неприятного события.

– Суть и Микису понятна, – процедил сквозь зубы маршал. – Прибожественный! Так ведь?

– Да, господин командующий, – угрюмо подтвердил Левентис и поведал, что пребывавший последнюю неделю в особенно злобном настроении легат вернулся в город рано утром, видимо, ночевал неподалеку. Ненадолго заехал к себе, в недавно реквизированный особняк рядом с губернаторской резиденцией, после чего в сопровождении своих головорезов куда-то отправился. Левентису об этом сообщил знакомый канцелярист. Агас счел, что легат убрался из Ксанти, но решил на всякий случай убедиться в этом лично. Проследить хурмецов до Кружевной заставы труда не составило. Левентис предположил, что Филандр решил покуролесить на Кипарском тракте, и ошибся – уроды свернули на Медную, прямиком к Литейному двору!