Вера Камша - Ветер и вечность. Том 1. Предвещает погоню [litres]

Арно, это был взрыв ненависти. Примерно то же я почувствовал, когда Габриэла поняла, что я ей не по зубам. Габриэла утонула… Теперь мне кажется, что ее, сама того не понимая, убила Ирэна. Считается, что женщины не способны на колдовство одной силой мысли, но, возможно, они просто не могут делать это осознанно.

– А мужчины что, могут?!

– Я смог. Питер стоял над самым ключом и… импровизировал. Я на него смотрел, пока к нам не двинулся Лукас. Габриэла… Девица с корзинкой тоже вышла на лед, это увидели лебеди и поспешили за подачками. Мне вспомнилось, как меня, маленького, сбил с ног лебедь; дальше, кажется, я подумал, что Лукас сейчас примется уговаривать Питера и уговорит, ведь меня уже не убить, значит, остается красиво выйти из игры.

– Красиво?! Странная у тебя красота какая-то!

– Не у меня. У «Проклятого эпиарха».

– Не читал!

– И не надо. Драма, мягко говоря, не из приятных, хотя упомянутый тобой Эстебан бы оценил.

– Умеешь ты припечатать. Значит, Питер орал, Лукас надвигался, а ты мыслил?

– Да, о том, как граф Альт-Гирке примется рассуждать о моей жестокости, убийстве Юстиниана отцом и о том, что он будет лучшим опекуном для мальчиков, а Питер станет слушать и думать, как от меня избавиться. В ближайшем будущем у него ничего не выйдет, но чем дальше, тем станет меньше детских ошибок и больше хитрости. Шансы на то, что со временем он меня доконает, будут расти, но мной в случае успеха дело вряд ли ограничится, достаточно вспомнить господина Альдо и представить на его месте нового графа Васспарда… Я рассказываю долго, но и время для меня словно бы остановилось, я был сразу тут и не тут, я слушал Питера нынешнего, видел будущего и понимал, что его надо остановить. Похоже, он тоже что-то почувствовал и отступил, и тут у него за спиной возник лебедь, которого не было. Седьмой. Питер отшатнулся и оказался там, где, по его мнению, следовало провалиться мне, лед треснул, я это почувствовал и… Можешь мне не верить, но я будто чувствовал под руками треснувший лед, и еще знал, что могу заставить его ненадолго сойтись. Этого бы достало, чтобы отскочить, особенно чувствуя воду, но я поступил… наоборот. Я оттолкнул края трещины друг от друга. Питер провалился, и дальше все прекратилось, то есть перестало двоиться. Я видел, как ты подался вперед, но остановить тебя, как прежде Клауса, не смог, ты остановился сам, зато Лукас помчался по самому гиблому месту. Он не мог не провалиться, и он провалился, ты бросился уже за ним, я забыл о братьях, дальше мы вроде бы бежали с тобой по льду вдвоем, но это я помню очень смутно. Потом закричал Клаус, он был уже в воде, это меня как-то вернуло, я схватил алебарду и кинулся к нему.

– А вот у меня алебарды не было! – огрызнулся Арно. – Когда следующий раз пойду разгонять дам, возьму обязательно.

– Арно!

– Господин бригадир! – Смеяться не с чего, над таким не смеются и после такого не смеются. Пьют после такого. До потери сознания. – У тебя часы с собой?

– Разумеется, сейчас три четверти пятого.

Надо же! Ничего себе посидели, не хуже Ли с Рокэ… В окнах синела зимняя ночь, часть свечей погасла, но придавленного носилками спрута виконт разглядел без труда. Бедная гадина как могла извивалась, стараясь освободиться, какое там!

– На месте и уже не встанет, – Арно решительно снял с шеи эсперу и шмякнул на органную крышку. – Надевай и пошли отсюда, выпьем. И лучше крепкого.

Валентин не возражал, но все оказалось не так-то просто: под дверью в обществе непреклонного Кроунера торчал Клаус. При виде главы фамилии и так взъерошенный наследник пошел красными пятнами и издал какой-то неимоверный звук.

– Сударь, что вы здесь делаете? – не преминул осведомиться Валентин, в самом деле напомнив Лионеля. Ну хорошо же!

– Граф Васспард ожидает герцога Придда, – с достойной матери нежностью в голосе объяснил виконт, – дабы первый раз в жизни напиться в хлам. Клаус, ты когда-нибудь напивался?

– Нет! – выпалил тот. – Монсеньор, я хотел присоединиться к вам, но меня не впустили…

– Причем котегоирчески, – Валентин, диво дивное, улыбнулся. – Понимаю. Что ж, идемте с нами. Виконт Сэ совершенно прав, вам… нам всем следует напиться.

1 год К. Вт. 5-й день Зимних Волн

С вызовом родов у Гирени тянуть не следовало, и Капрас это понимал, но ему страшно хотелось во время знаменательного события находиться поблизости. Вновь надевший монашеский балахон Пьетро подтвердил, что это не только возможно, но и весьма желательно, после чего отправился в резиденцию епископа, дабы начать подготовку. Удрать вместе с лекарем, то есть, конечно же, препоручив корпус Фурису, нанести визит преосвященному, маршалу не позволила совесть: за время ловли Анастаса скопилось слишком много дел, требующих если не присутствия командующего, то хотя бы его подписи. Оставалось немедленно взяться за бумаги, и Карло героически продрал глаза в несусветную рань.

Бесноватая «рыбина» свое получила, но чувство облегчения и некая удовлетворенность от исполненной, пусть и не совсем так, как думалось, клятвы испарились после первого же прочитанного рапорта. Сам Фурис счел нужным лично принять участие в поимке и казни возмутительного Анастаса, однако подчиненные доверенного куратора не дремали. Вернувшееся начальство ждал должным образом оформленный список пострадавших от деяний нового легата, который разгулялся не на шутку. К списку прилагались жалобы как родни казненных, так и тех немногих, кому посчастливилось вырваться из прибожественных лап. Жаловались, само собой, достойнейшему и богоугодному маршалу Капрасу. На десятой бумаге достойнейший и богоугодный хватил кулаком по столу, опрокинул шадди, рассвирепел еще больше, рявкнул на адъютанта и под причитания влетевшего с тряпками Микиса вновь утонул в филандровых безобразиях.

Чем оранжевый гад напоминал Лидаса, так это стремительностью и вездесущностью, и плевать, что окрестности Ксанти драгуны очистили от мародеров еще осенью. Начавшая потихоньку налаживаться жизнь вновь шла вразнос, а по трактам и проселкам расползались слухи один страшней другого: столичные душегубы все увереннее занимали в глазах обывателей место турагисовских банд, причем с полным правом.

Сбросив поимку ненавистного соперника на военных, сервиллионик со всем пылом занялся реквизициями, выдвигая явно завышенные и очень-очень срочные требования к торговцам и землевладельцам позажиточней. Бедолаги ожидаемо не успевали, и Филандр немедленно обвинял «должников» в оскорблении императора и мятеже, после чего выгребал все подчистую. Поставок это отнюдь не ускоряло, так что беспорядочные метания легата по городкам и усадьбам приносили больше вреда, чем пользы. Мало того, списки изъятого наводили на подозрения, что под реквизиции в первую очередь попадают те, чье имущество заинтересовало легата лично. Пока догадки оставались без подтверждений, но Капрас и так понимал – бесчинства надо прекращать.