Вера Камша - Ветер и вечность. Том 1. Предвещает погоню [litres]

– Еще не знаю. – Валентин тоже взял яблоко, но положил его перед собой, словно кинжал или пистолет. – Тебе не приходило в голову, что Питера убил я?

– Лукасу пришло. На прощание.

– Лукас мне не интересен. Тебе приходило или нет?

– Ну… Сам ты его вытаскивать не полез, но и Клауса не удерживал.

– Сперва удерживал, потом ты бросился за Лукасом, и я отвлекся на вас. Ты так и не ответил.

– Как на меня… – Вот ведь пристал! – Ты от Рокэ набрался. Он всем дает шанс, но только один. Питеру за два убийства, по сути, ничего не было, он и вообразил, что может всю жизнь выкобениваться. Повыкобенивался. Трудно было его не спасать?

– Нет. – Валентин повернул фамильное кольцо, будто красно-лиловый глаз открылся. – Трудно было убивать, но оставить в живых этого… члена нашей фамилии я не мог, некоторые подонки дорого обходятся не только их семьям. Мне кажется, регент и граф Савиньяк меня не осудят, но мне очень важно понимание твое и маршала Ариго. Ему я, к сожалению, ничего не могу рассказать из-за Ирэны, значит, решать тебе. Или ты принимаешь меня таким, каким я стал, то есть братоубийцей. Или отвергаешь.

– Слушай… – Такие разговорчики на трезвую башку? Да проще ло-кагет выучить! – Может, хватит на сегодня Дидериха?

– Это отнюдь не Дидерих и даже не Лахуза. – Валентин неторопливо поправил замерцавшую свечу, и по стене проползло что-то вроде тени от полупаука. – Я все же займу твое внимание на полчаса или около того. Выдержишь?

– Куда я денусь, разве что выходец заявится. – А хорошо бы! Против эсперы нечисть не сдюжит, зато отвлечет и докажет, что такое только топить! – Подожди-ка.

У балюстрады виконт оказался одним прыжком, он почти не сомневался, что все в порядке, и не ошибся: Питер смирно лежал на своих носилках среди свечей и сосновых веток и вставать не собирался. На всякий случай виконт снял с шеи эсперу, после чего посмотрел вниз еще раз. Там ничего не изменилось: мерцали свечи, темнела хвоя, смутным пятном белело лицо.

– Гизелла была шустрее, – сообщил Арно победившему свечи другу. – Я готов тебя выдерживать, давай.

– Спасибо. Ты, случайно, не заметил, сколько лебедей было на пруду?

– Представь себе, заметил! Они перли клином, впереди самый здоровый, и за ним еще пятеро, только Питер налетел на седьмого, почти такого же кабана, как вожак. Этот был чуть в стороне от стаи.

– Мне тоже так показалось, но лебедей в Васспарде шесть, а Габриэла… ненавижу это имя!

– Ну и к Змею его! Пусть будет… – Как же эту кормилицу утиную назвать? О! – Девица с корзинкой! Матери как-то презентовали такую статуэтку, потом ее Ли младшему Манрику подкинул. Когда из своих комнат во дворце уходил.

– Наша девица с корзинкой уверена, что Питер просто споткнулся.

– Лебедь это был! Здоровенный, и клюв с желтой нашлепкой. У нас, то есть в Савиньяке, они все же поменьше.

– И куда в таком случае он девался?

– Может, улетел?

– Чужака бы не приняли в стаю.

– Точно?

– Да, я успел перечесть описание лебединых повадок. Наши птицы в самом деле устремились к девице с корзинкой, а Питер в самом деле от них шарахнулся, но седьмого лебедя, на которого он налетел, не было. Вернее, это был я.

– Ты еще и раздвоился? – Лебедь был! Но тогда почему его не видела Габриэла? – Это как-то слишком… Даже для Заразы.

– Позволь все же мне договорить, для меня очень важно, чтобы ты понял или хотя бы запомнил. Мне стало скверно сразу же по приезде, но до ловушки с арбалетом я винил в этом Васспард и лишь силился понять, когда же его затопило ненавистью. Скорее всего, это случилось, когда сюда привезли Габриэлу и она узнала о казни мужа. Тогда я был младше Питера, вот мне и стало казаться, что здесь так было всегда. Арно, я не представлял, что может быть иначе, пока не вырвался отсюда, и ошибочно связал это ощущение с местом, а не с собственной кровью.

– Думаешь, здесь было что-то вроде того, что Ли устроил?

– Не совсем. Твой брат истекал кровью, и мы все, так или иначе, думали именно о нем, хоть и не понимали причины. В Васспарде кровь, то есть кровь Приддов, до Юстиниана не проливали, а я все равно чувствовал нечто давящее и опасное. Сейчас это ощущение повторилось. Обознаться я не мог, подобную тягостную, изматывающую безнадежность мне доводилось испытывать лишь в обществе Габриэлы. Она была моей сестрой и желала мне смерти, остается предположить, что я так чувствую родную и при этом злоумышляющую против меня кровь.

– И ты предположил?

– Да, но в Васспарде, считая семейство управляющего, находилось больше десятка моих родичей. Я перебрал их всех, стараясь рассуждать логически. Дамы, по крайней мере эти, не справятся с арбалетом, Лукас не способен лазить по окнам, Альбрехта с его домочадцами Питер бы покрывать не стал, а одиннадцатилетний убийца… Это казалось немыслимым, хотя сейчас я понимаю, что сам в этом возрасте вполне мог убить, пусть и по другим мотивам. К сожалению, Питер на меня очень походит, вернее, походил.

– Вот-вот, две руки, две ноги… Тогда я тоже похожу. На Ли.

– А ты и походишь. Я очень надеюсь, что твой брат на этой войне уцелеет…

– Так он уже! Хотя, было дело, я за него в самом деле боялся.

– Не только ты, но я имел в виду другое. Если бы с графом Савиньяком случилось непоправимое, тебя бы через год не узнали. Вы все трое похожи, а вот мы с братьями как-то разбились на пары: Юстиниан и Клаус, я и Питер… Я ведь тоже имею обыкновение решать за других и многих этим раздражаю.

– Тогда на Ли похож ты !

Над дальним лесом дрожит золотая полоса, серый конь кладет голову на спину рыжему, пахнет дымом… Осень всегда пахнет дымом, осень еще придет, если удастся до нее дожить, но зачем об этом думать сейчас, среди зимнего серебра? Жаль, путь короток, хорошо, что он был. Это тоже надо взять от жизни, прежде чем шагнуть в очередное безумие…

– Мэллит, смотрите. В этом окне иногда горит звезда.

Черное небо, луна, нависающие над стеной ветви, такие близкие…

– Где… Где эта улица?

– В Аконе. Неужели золотая Мэллит не узнает?

Первородный смеется, и это в самом деле смешно – не узнать дом, в котором живешь.

– Я уснула, и мне снились вечер и осень.

– Осенние вечера прекрасны.

Почему она видит во сне осень и… коней? Сейчас зима, и они почти что подъехали к главной двери… Капитан Уилер постучит, Герхард откроет, и они с Селиной войдут, оставят на сундуке новые плащи, немного поговорят о большом короле и разойдутся. Свеча на окне загорится и сгорит, только первородный Ли ее не увидит, ведь он уже будет далеко, и его ночь заполнят разговор с регентом и думы о Шаре Судеб.

– Спасибо, Монсеньор, – голос Селины звонок, она уже на крыльце, и рядом с ней тот, кто забрал ее сердце.