Эйприл Женевьева Тухолки - Бессердечное милосердие [litres]

Она подошла к нам и остановилась передо мной. Склонила голову, и я склонила свою. Она выпрямилась, и я тоже выпрямилась.

– Ты веришь в морскую богиню, Джут? – спросила она. Выражение ее лица было безмятежным, но взгляд – острым и ясным.

– Да, верю.

– Ты веришь в то, что морская магия – единственная добрая и чистая магия, а все остальные магии – ложные и порочные?

Я сделала паузу.

Магия.

Сигги научила меня молиться Валькрии… но она также говорила, что молитвы неосязаемы, как воздух.

О колдовстве она ничего не говорила.

Я повторяла ее слова в молитве, но верила, что в мире есть нечто большее, чем мы, ворсы, есть еще что-то, чего мы не понимаем, как бы мы это ни называли.

– Я верю в морскую магию, – наконец сказала я. – И во все магии.

– Хорошо. – Матушка Хаш улыбнулась, и в уголках ее глаз появились морщинки. – Тогда можешь оставаться здесь сколько пожелаешь.

Она повернулась, обняла Джунипер и что-то прошептала ей на ухо. Джунипер улыбнулась, и кончик ее носа порозовел.

В тот вечер мы отслужили панихиду по Гунхильде. Панихида была простой и короткой, ее вела Матушка Хаш. Саша спела старую песню о храбрости и верности, а Джунипер прочитала особую молитву, предназначенную для тех, кто пал в бою и остался неупокоенным.

Саша не плакала. Она была Дарующей Милосердие. Она была ворсом.

Потом мы пировали на деревянной платформе, построенной возле хижины Матушки Хаш. Я сидела на скамейке, облокотившись на стол, окруженная ведьмами и Сестрами Последнего Милосердия, и слушала шум моря чуть в стороне и далеко внизу. В ночном воздухе пахло солью и слегка Опаленными Деревьями.

В дальнем конце длинного деревянного стола тихо сидела Матушка Хаш.

Сейдж была среди нас – между Джунипер и Ови. Вдалеке я видела других женщин и детей, которые ели за маленькими столиками возле своих маленьких хижин. На верхушках деревьев, словно звезды, горели свечи. Когда налетал ветер, меня касались черные листья Опаленных Деревьев, даруя моей коже теплые прикосновения.

Сейдж подняла кувшин и налила розового вина в деревянные кружки, а затем наполнила черные деревянные миски холодным белым миндальным супом. Молодая ведьма – изящная, с ямочками на щеках – поставила передо мной огромную раковину, в которой оказалась целая вареная рыба, приправленная солью, перцем и тимьяном.

– Вот. – Джунипер взяла маленькую бутылочку, извлекла из нее пробку и капнула золотисто-зеленую жидкость мне в суп, а затем и на рыбу. – Это – масло. Выжато из оливок.

– Из оливок?

– Это такие маленькие зеленые плоды, что растут в Ибере. – Джунипер улыбнулась, и все ее лицо осветилось.

Она была дома. Она была счастлива.

Я отпила из кружки. Вино было терпким, чистым и освежающим.

Однажды я уже пробовала вино. Год назад мы проявили милосердие – убили больную жену ярла. Она до последнего вздоха кричала и ругалась. Потом ярл с печальными глазами провел нас в большой зал, налил в серебряный кубок медового цвета вина и протянул кубок мне. И себе он тоже налил и выпил залпом.

– За ее смерть, – произнес тогда он тост. – И пусть же она никогда больше не встанет.

Я попробовала ведьмин суп, а потом рыбу. Они пахли солнцем и песком, а не снегом и холодом. Я ела с удовольствием, от души. Как и все мы.

Вылизав до чистоты свои тарелки, я испустила глубокий вздох удовлетворения и лениво огляделась. Среди листвы были разбросаны хижины ведьм, повсюду мерцали свечи, одетые в зеленое женщины тихо разговаривали, смеялись дети.

Значит, такова жизнь в Мерроу.

Джунипер взяла бутылочку оливкового масла и плеснула его в новую миску супа. Стоявший рядом Аарн протянул руку и стащил что-то с тарелки Саши. Панихида по Гунхильде развеяла ее тяжкие думы – ее подруга ушла в мир иной и не вернется, и они с сыном снова в безопасности.

Днем, пока Аарн и Сестры Последнего Милосердия вместе с Тригвом исследовали хижины на верхушках деревьев, я умоляла Сашу о прощении. Я опустилась перед ней на одно колено, склонила голову и приложила кулак к сердцу. Мы были виноваты в смерти ее подруги, даже если у Гунхильды и были со Скатом давние счеты.

Саша обняла меня, поцеловала в щеку и назвала меня своей сестрой смерти.

Из-за нас она теперь была не просто Сестрой Последнего Милосердия, а Сестрой Последнего Милосердия в бегах, ведь ярл Келд жаждал ее крови, и оттого вернуться к торговле смертью она не могла, как не могла и последовать за нами через Болота Красных Ив, поскольку никогда бы не рискнула взять с собой Аарна на тропу, возможно, ведущую к Королеве-Затворнице.

Я надеялась до нашего отъезда подыскать место для нее и ее сына – место, где они перезимуют, и где будут в безопасности потом.

Тригв налил себе еще вина и выпил третью уже чашку одним глотком. Ови подмигнула Тригву и налила кружку и для себя.

– Это не вино Ворса, – сказала она. – Оно слишком изысканно.

Сейдж улыбнулась и от того сделалась настолько похожей на Джунипер, что мое сердце пропустило удар.

– Мы торгуем с проходящими мимо кораблями из Ибера, – пояснила она. – Некоторые капитаны знают о Мерроу и останавливаются здесь по пути в Элшленд, и мы на несколько ночей принимаем их. Мы возносим молитвы об их благополучии, а взамен получаем оливковое масло, благовония, орехи и специи.

– Молитвы? – Руна рассмеялась. – Помолиться может любой. По мне так моряки совершают невыгодную сделку.

Джунипер отложила деревянную ложку и встретилась взглядом с Руной.

– Наши молитвы отводят от кораблей штормы, и они никогда не тонут, если находятся под нашей защитой.

Сейдж кивнула, и все остальные ведьмы рядом с нами тоже кивнули, и Руна сочла за лучшее промолчать.

Я не знала точно, почему Руна вечно дразнит Джунипер, но это было похоже на зависть к Морской Ведьме.

Джунипер наклонилась над столом и налила Руне еще вина. Джунипер всегда была миротворцем.

– Мой отец был моряком, родом из Ибера, – сообщила она. – Ведьмы заводят любовников, когда им вздумается. Мужчина приходит, делит с ведьмой ложе, а через несколько дней уплывает. Обычно здесь, в Мерроу, мы рожаем девочек, но на свет появилось и несколько мальчиков-ведьм. Едва становясь взрослыми, они выходят в море – полагаю, это у них в крови. – Она посмотрела на Тригва. – Сейчас ты здесь – единственный мужчина.

Аарн стукнул кулаком по столу, и Джунипер, улыбаясь, повернулась к нему.

– Прости, Аарн. Вы с Тригвом здесь – единственные мужчины.

Тригв, рассмеявшись, посмотрел налево, потом направо и спросил:

– Где твоя мать, Джунипер? Хотелось бы с ней встретиться.

Джунипер вздрогнула.

Сейдж повернулась к сестре, что-то прошептала ей на ухо и поцеловала в висок.