Роджер Желязны - Этот бессмертный [litres]

– До некоторой степени.

– Как вы можете думать о подобных вещах?

– По-гречески, конечно. Затем перевожу на английский. Это я умею.

– Кто вы?

– Озимандия. Взгляните на дело рук моих, ваше величество отчаяние.

– Я не величество.

– Ой ли… – сказал я и отвернулся от обращенной ко мне стороны ее лица, на которой, насколько мне было видно, отображалось довольно смешное выражение.

– Позвольте рассказать вам о боадилах, – сказал я.

Наша фелюга [29] Фелюга – легкое парусное судно, используемое, в частности, для плавания по Нилу. медленно скользила по слепящей водной дорожке, прожигающей себе путь в виду у великих серых колоннад Луксора.

Миштиго находился спиной ко мне. Он ел взглядом колонны и надиктовывал свои первые впечатления.

– Где мы высадимся? – спросил он меня.

– Милей ниже по нашему ходу. Может, я лучше расскажу вам о боадиле?

– Я знаю, что такое боадил. Я говорил вам, что изучал ваш мир.

– Хо-хо… Читать о них – это одно, а…

– Я видел боадилов. На Тайлере их целых четыре, в Саду Земли.

– …а видеть их в водоеме совсем другое…

– С вами и Хасаном мы настоящий плавучий арсенал. Я насчитал на вашем поясе три гранаты, четыре – на его, – многозначительно сообщил мне Миштиго.

– Если боадил навалится сверху, вы не сможете применить гранату – прежде всего из чувства самосохранения. А если он далеко, гранатой вы его не подорвете. Слишком уж они быстры.

Наконец-то он обернулся ко мне.

– Так что же вы применяете?

Я покопался в своей галабее [30] Галабея – длинная, до пят, рубашка у арабов. (надетой взамен родной, утраченной) и вытащил оружие, которое старался всегда иметь под рукой, когда ходил этим маршрутом.

Миштиго осмотрел его.

– Как это называется?

– Пистолет механического действия. Стреляет пулями с метацианидом – ударная сила в одну тонну при беглой стрельбе. Не очень прицельно, да это и не нужно. Сделан по образцу автомата двадцатого века под названием «шмайссер».

– Не очень-то послушное оружие. Им можно остановить боадила?

– Если повезет. У меня есть парочка в одном из ящиков. Дать?

– Нет, спасибо. – Он помолчал. – Но вы можете поподробнее рассказать мне о боадиле. Я ведь только взглянул на них в тот день, и они в общем-то были на глубине.

– Н-да… Голова – почти как у крокодила, только больше. Длиной около сорока футов. Могут свернуться в клубок – что-то вроде огромного пляжного мяча, только с зубами. Стремительные – и на земле, и в воде, и еще до черта маленьких лап с обеих сторон…

– Сколько лап? – переспросил он.

– Хм, по правде говоря, никогда не считал. Минуточку. Эй, Джордж, – кликнул я, обернувшись назад, где в тени паруса лежал и подремывал выдающийся главный биолог Земли. – Сколько лап у боадила?

– Чего? – Голова его приподнялась.

– Я спрашиваю: сколько лап у боадила?

Он встал, слегка потянулся и подошел к нам.

– Боадилы… – вслух подумал Джордж, ковыряя пальцем в ухе и пролистывая внутреннюю свою картотеку. – Несомненно принадлежат к классу рептилий, в этом мы можем быть уверены. Но относятся ли они к отряду крокодилов, к собственному подотряду, или же они из отряда чешуйчатых, подотряда ящеров, семейства неоподов – как не вполне серьезно настаивают мои коллеги с Тайлера, – этого мы не знаем. Для меня они своего рода реминисценция фотокопий того, как в предтрехдневные времена художники изображали фитозавров мезозойской эры, естественно, с добавлением численности ног и способности к сокращению мышц. Я же лично настаиваю на отряде крокодилов.

Он прислонился к ограждению борта, и взгляд его вперился вдаль над мерцающей поверхностью воды. Я понял, что он больше ничего не собирается добавить, поэтому снова спросил:

– Так сколько у него лап?

– Чего? Лап? Никогда не считал их. Однако если нам повезет, то обязательно это сделаем. Тут их великое множество. Тот молодой, что у меня был, долго не протянул.

– Что с ним случилось? – спросил Миштиго.

– Его съел мой мегадонаплат.

– Мегадонаплат?

– Что-то вроде утковидного платипуса с зубами, – пояснил я, – ростом около десяти футов. Только представьте себе. Насколько нам известно, их видели три или четыре раза. Австралийцы. Мы добыли наших по счастливой случайности. Возможно, не выживут как вид – то есть подобно боадилам. Они яйцеродные млекопитающие, и их яйца слишком уж большие для голодного мира, чтобы это позволило данному виду продолжение рода – если это только подлинный вид. Может, они просто отдельная мутация.

– Возможно, – сказал Джордж, кивая с умным видом, – а возможно, и нет.

Миштиго отвернулся, покачивая головой.

Хасан уже частично распаковал своего робота-голема, которого назвали Ролем, и мудрил над его регулировкой.

Эллен отказалась наконец-то от полумакияжа и лежала под солнцем, загорая всем, чем только можно. Красный Парик и Дос Сантос что-то замышляли на другом конце судна. Та парочка просто так никогда не встречается – свидания у них всегда тайные. Наша фелюга медленно скользила по слепящей водной дорожке, прожигающей себе путь в виду у великих серых колоннад Луксора, и я решил, что время направить ее к берегу и посмотреть, что там нового среди гробниц и разрушенных храмов.

Шесть последующих дней были небогаты событиями, но в чем-то незабываемыми, ужасно деловыми и как бы уродливо-прекрасными – вроде цветка с еще не тронутыми лепестками, но с почерневшей, уже загнившей завязью.

А именно, вот какими…

Миштиго, должно быть, проинтервьюировал чуть ли не каждого каменного барана вдоль четырехмильной Дороги в Карнак. И в ослепительном свете дня, и в сумерках мы топали по руинам, нарушая покой летучих мышей, крыс, змей и насекомых и слушая монотонные комментарии веганца на его монотонном языке. Вечером мы разбивали в песках лагерь, огораживаясь двухсотметровым периметром системы электрооповещения и выставляя двух человек в охрану.

У боадилов кровь холодная, по ночам же было свежо. Так что извне нам почти ничто не угрожало. Огромные лагерные костры горели в эти ночи, освещая нашу территорию, поскольку веганец хотел, чтобы все было как можно примитивней – ради пущей натуральности, догадался я. Наши скиммеры были дальше к югу. Мы прилетели на них к месту, которое я знал, и оставили их там охраннику из Конторы, взяв для путешествия фелюгу, – тем самым мы повторили путь Царя всех Богов из Карнака в Луксор. Так захотел Миштиго. По ночам Хасан тренировался в метании ассагая [31] Ассагай – турецкое копье с длинным наконечником. , вымененного у большого Нубийца, или, обнажившись по пояс, часами боролся со своим неутомимым големом.

Голем этот был ценным партнером. Хасан запрограммировал его по силе на двух среднестатистических мужчин и ускорил время реакции на пятьдесят процентов. В его «памяти» записаны сотни приемов борьбы, а командный блок теоретически не давал голему убивать или калечить своего противника – все это благодаря набору электрохимических аналогов центростремительных нервов, которые позволяли ему с точностью до унции измерять усилие, необходимое, чтобы сломать кость или порвать сухожилие.