Роджер Желязны - Этот бессмертный [litres]

– Да. Должно быть, он подумал, что легче тебя убить, чем временно убрать с дороги. Все-таки он знает тебя лучше, чем мы.

– Тогда почему он спас меня сегодня от боадила, заодно с Миштиго?

– Я бы не хотела говорить.

– Хорошо, я не спрашивал.

– Нет, я скажу. Ассагай – это было единственное, что оказалось у него под рукой. Хасан еще недостаточно им овладел. Он целился не в боадила.

– О…

– Но также и не в тебя. Эта тварь слишком уж извивалась. Он хотел убить веганца, и он просто бы сказал, что пытался спасти обоих, использовав то, что под рукой, но что произошло ужасное несчастье. К сожалению, ужасного несчастья не произошло. Он не попал в цель.

– Тогда почему он не предоставил боадилу убить веганца?

– Потому что ты уже высвободил руки и схватился с тварью. Хасан боялся, что ты сам спасешь веганца. Он боится твоих рук.

– Приятно слышать. Он что, по-прежнему будет пытаться его убить, если даже я откажусь от участия в этом?

– Боюсь, что да.

– Мне очень жаль, моя дорогая, но я не позволю.

– Ты его не остановишь. И мы его не отзовем. Пусть даже ты Карагиозис и изранен, а моя печаль по твоему поводу вышла из берегов, Хасана не остановить ни мне, ни тебе. Он Убийца. И он никогда не проигрывает.

– Равно как и я.

– Нет, ты проигрываешь. Ты только что проиграл и Редпол, и Землю, и все, что еще хоть что-то значит.

– Женщина, я держу ответ перед самим собой. Иди своей дорогой.

– Не могу.

– В чем же дело?

– Если ты этого не знаешь, тогда Карагиозис действительно недотепа и глупец, персонаж театра теней.

– Некий человек по имени Томас Карлейл [40] Карлейль, Томас (1795–1881) – английский публицист, историк, философ. Речь идет о его цикле лекций «Герои, почитание героев и героическое в истории». писал когда-то о героях и поклонении им. Еще один глупец. Он верил в существование подобных созданий. Героизм – это всего лишь вопрос обстоятельств и требований момента.

– Но идеалы входят в картину мира тоже случайно.

– Какие там идеалы? Призраки призраков, и больше ничего. Пожалуйста, не говори мне подобные вещи.

– Я должен, потому что это правда.

– Ты лжешь, Карагиозис.

– Я не лгу, а если лгу, то на пользу, девочка.

– Я достаточно стара, чтобы быть бабушкой всякому, за исключением разве что одного тебя, так что не называй меня «девочкой». Тебе известно, что мои волосы – это парик?

– Да.

– Тебе известно, что я однажды подцепила веганскую болезнь и что именно поэтому вынуждена носить парик?

– Нет. Очень сожалею. Я не знал.

– Когда я была молода, давным-давно, я работала на веганском курорте. Я была девочкой для удовольствий. Никогда не забуду, как они выдыхали из своих мерзких легких прямо в мое тело, как они касались меня своей плотью мертвецкого цвета. Я ненавижу их, Карагиозис, ненавистью, которую могут понять только такие люди, как ты, кто сам испытал великую ненависть.

– Прости меня, Диана. Прости, раз тебе до сих пор больно. Но я еще не готов действовать. Не подталкивай меня.

– Так ты Карагиозис?

– Да.

– Тогда я удовлетворена в каком-то смысле.

– Но веганец будет жить.

– Это мы посмотрим.

– Да, посмотрим. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Конрад.

И я встал, и оставил ее, и вернулся в свою палатку. В ту же ночь, позднее, она пришла ко мне. Хлопали края палатки, шелестело постельное белье, и она была здесь. И уже забыв все, что к ней относилось, – красноватый ее парик, и брови домиком, и желваки под скулами, и ее привычку проглатывать в разговоре слова и буквы, и все эти манерные жесты, и тепло тела, будто сердца звезды, и это ее странное обвинение, брошенное человеку, которым я, может, некогда был, – забыв все это, я запомню другое: что она пришла ко мне, когда я в ней нуждался, что она была тепла, нежна и что она пришла ко мне…

На следующее утро после завтрака я собрался поискать Миштиго, но он первый меня обнаружил. Я был внизу у реки, где разговаривал с людьми, отвечающими за фелюгу.

– Конрад, – мягко сказал он, – можно поговорить с вами?

Я кивнул и махнул рукой в сторону лощины.

– Пойдемте туда. Здесь я все закончил.

И мы пошли.

С минуту помолчав, он сказал:

– Знаете, в моем мире есть несколько ментальных систем, и порой они обнаруживают свои экстрасенсорные возможности.

– Да, я слышал.

– Веганцы по преимуществу к этому предрасположены, не всегда, но часто. У некоторых есть в этом смысле определенные способности. У многих их нет. Однако почти у всех нас есть некое чувство, – мы чувствуем проявление этого феномена.

– Да что вы?

– Сам я не телепат, но убежден, что у вас такой дар есть, поскольку вы применили его ко мне прошлой ночью. Я почувствовал. Для людей это вещь редкая, вот почему я ее не предусмотрел и не предпринял никаких мер предосторожности. Кроме того, вы выбрали подходящий момент и попали в точку. Сознание мое было для вас открыто. Я должен выяснить, много ли вы узнали.

Да, тут явно была какая-то экстрасенсорика, связанная с планом зрительных образов. Обычно сюда входит мгновенное образное восприятие предмета плюс то, что можно назвать подглядыванием за чужими мыслями и чувствами, которые облекаются в слова, – и я иногда принимал их неправильно.

Вопрос Миштиго показывал, что он не знает, как далеко я зашел, а я слышал, что некоторые профессиональные веганские психоаналитики умели буквально продраться в подсознание. Поэтому я решился на блеф.

– Я так понимаю, что вы пишете не просто книгу о путешествии, – сказал я.

Он не ответил.

– К несчастью, я не единственный, кто догадывается об этом, что ставит вас в несколько опасное положение.

– Почему? – неожиданно спросил веганец.

– Потому что они, может, просто впали в заблуждение, – рискнул я.

– Кто они?

– Сожалею, но…

– Я должен знать.

– Еще раз сожалею. Если вы хотите уехать, я сегодня же могу доставить вас в Порт.

– Нет, это невозможно. Я должен продолжать. Что от меня требуется?

– Какая-то дополнительная информация, чтобы я сделал выводы.

– Нет, вы уже и так слишком много знаете… Но тогда, – резко повернулся он ко мне, – тогда должна быть подлинная причина того, почему Дональд Дос Сантос здесь. Он человек умеренных взглядов. Очевидно, активисты Редпола что-то разузнали и, как вы говорите, впали в заблуждение. Он наверняка знает об опасности. Видимо, мне следует пойти к нему.

– Не думаю, – быстро вставил я. – На деле это ничего не изменит. Что вы ему скажете?

Последовала пауза. Затем Миштиго произнес:

– Понимаю, что вы имеете в виду. Мне тоже уже приходило в голову, что он, возможно, вовсе не такой умеренный, как я полагал… Если так, тогда…

– Ага, – сказал я. – Так хотите назад?

– Не могу.