Гаянэ Степанян - Книга аэда [litres]

Эльма уже спала, когда близнецы вернулись после шоу «Врата будущего». Чтобы не разбудить тетку, они прокрались на кухню, и Лисантэ заварила зеленый чай.

– Расклад госпожи Фельтауз был поразителен!

– Как у отца. Словно гадание было об одном и том же человеке. А это значит…

– Что у них общая судьба…

– Лис, может, пора разложить на нас? Ты не любишь гадать на себя, но госпожа Каллеата… И наш сон, и совпадение судеб отца и господина Фельтауза… У меня чувство, что мы вступаем на дорогу, которую не нам выбирать, потому что она выбрала нас. Я хочу хотя бы понять, куда она ведет.

Лисантэ кивнула, соглашаясь с братом, и достала свою колоду из рюкзачка.

– Тяни карту, она будет означать нас.

Агнеда вытащил карту.

– Лис, Казначей. Глупость!

Лисантэ вернула карту в колоду, перетасовала – и также вытянула Казначея.

– Это уже не случайность, – пробормотала она, вглядываясь в изображение. – Вот! Вот, нашла, – и она пальцем ткнула в монету, которая стояла ребром на столе, за которым считал деньги зеленоглазый казначей.

– Вот поэтому я предпочитаю кости… И как ты это поняла?

– У монеты две стороны, и у каждой – свое лицо. Это вполне может быть нашим выражением.

– Ладно, Казначей так Казначей. И куда покатится наша монета?

Лисантэ сосредоточенно начала выкладывать вверх от Казначея карту за картой в ряд. На четырех она остановилась, внимательно изучая расклад. Агнеда затаил дыхание, чтобы не отвлечь сестру ни движением, ни звуком.

Подумав, Лисантэ доложила еще четыре карты по диагонали и растерянно посмотрела на брата:

– Агни, у меня сейчас как с древнеульмийским в универе. Я отдельные слова понимаю, а общий смысл не улавливаю. Впервые такое… Смотри, снова Воробей, потом путь, а кончается он встречей с Господином Запределья в воздушной стихии…

– То есть с Князем Тишины, – задумчиво произнес Агнеда, беря со стола карту, на которой был изображен воин в шлеме, управляющий колесницей, запряженной множеством птиц. По крайней мере, свита Господина Запределья, начиная с Воробья, является в воздушной стихии, а это точно путь.

– А еще я вижу противоборство двух сил, и мы как будто между ними. Но что это за силы… Я не знаю, как истолковать, Агни.

– Вселенная отвечает, но мы несвоевременно спросили. Или неправильно…

Близнецам ничего не оставалось делать, как довериться мерной смене дней. Лисантэ еще несколько раз пыталась отыскать ответы в картах, но находила лишь новые вопросы.

Агнеда же, разочаровавшись и в костях, и в картах, увлеченно зарисовывал сны. Одним из основных действующих лиц в его снах стала госпожа Шандэ. «Признавайся, что влюбился», – подтрунивала над братом Лисантэ, рассматривая сюжеты его рисунков. «Ничего не влюбился, оставь эти разговоры про любовь для Нирмана», – огрызался тот в ответ. Лисантэ брату верила, хоть и продолжала дразнить его: рисунки про госпожу Шандэ вызывали мысли скорее о тревожном будущем, чем о влюбленности.

Наконец Лисантэ предложила: «Агни, наверное, тебе не просто так снится госпожа Шандэ. Наверное, она значима. Давай погадаем ей хотя бы на костях, вдруг ключ в ней?»

Агнеда согласился, и на следующий же день они предложили госпоже Шандэ погадать. Но это гадание, как и все предыдущие, не только не дало ответов, а, напротив, породило новые вопросы. Шесть Жнецов, выпавших ей, свидетельствовали о незаурядном и страшном пути, но никак не раскрывали его сути.

Близнецы смирились с тем, что ответы в этот раз может дать лишь время, а не карты, кости и сны, и с головой ушли в последние приготовления к постановке своей пьесы «Вселенная и Кханк».

Директор «Цитадели» болел. С инспекциями и проверками приходил господин Нордрек. Он жаловался, что «не может отвечать за толпу неуправляемых подростков, которые не уживаются с представителями других субкультур». Все говорило о том, что «Цитадель» доживала последние недели. Ждать чуда и переносить даты постановки было нельзя.

В тот вечер синара на маленькой сцене клуба разворачивались события многовековой давности, определившие развитие философской мысли человечества во всех Шести мирах. Нирман, облокотившись на барную стойку, уже сотый раз смотрел свою любимую сцену, кульминацию философской линии всей пьесы. В ней халиты проповедовали служение демиургам. А огненно-рыжий Рагдар Кханк голосом Агнеды отвечал:

– Демиурги многоязыки, но с ними смертному не договориться! Смертному не подступиться к ним и от них не скрыться! Они не видят различия между дурными снами и нестерпимой явью!

– И связываются с нами! – отвечали служители.

– Но вселенная строит свой дом! И лелеет живых, и взрослеет… – отвечал Кханк, делая логическое ударение на слове «свой».

«И лелеет живых, и взрослеет», – в который раз мысленно повторил Нирман, рассеянно скользя взглядом по залу, надеясь прочитать на лицах зрителей тот же восторг, что испытывал сам от этой фразы. Большинство присутствующих были друзьями и знакомыми самих кэльвов. Но, увидев одну гостью, Нирман вздрогнул: это была та самая ханшеллийка, которая заступилась за Агнеду на фестивале. Она неотрывно смотрела на сцену.

Нирман наклонился к Альдеру, отвечавшему за встречу гостей, и шепнул, кивнув головой на незнакомку:

– Ты ее пустил?

– Я. Представилась как госпожа Каллеата Вальдеор. Сказала, что она друг семьи Тариэнов и была психологом матери Лис и Агни. Хочет восстановить отношения с семьей. Поэтому и пришла.

Расходились после спектакля поздно: всех тяготило предчувствие, что эта постановка «Цитадели» последняя.

Нирман, Альдер и близнецы, бережно упаковав бумажные декорации, подошли к лестнице. Там их ждала Каллеата:

– Госпожа Лисантэ, господин Агнеда… Я здесь, как и обещала.

Нирман и Альдер переглянулись: оба забыли предупредить близнецов о незнакомке.

– И я хочу поговорить с вами наедине, – улыбнулась ханшеллийка. – Мы могли бы задержаться…

– Хорошо, – кивнул Агнеда. – Нирман, Альдер, идите. Мы с Лис закроем клуб, ключ останется у меня.

Некоторое время они молчали, устроившись за столиком напротив барной стойки. Лисантэ и Агнеда напряженно рассматривали женщину, которая назвалась психологом их матери и бесследно исчезла после ее самоубийства.

– Откуда мы знаем, что вы – та самая госпожа Каллеата? – наконец заговорил Агнеда. – Вы выглядите как наша ровесница, а психолог мамы не младше тети Эльмы. Может, даже старше.

– У меня хорошие друзья-аэды, – с едва уловимой усмешкой ответила Каллеата. – Лет через тридцать я буду выглядеть как ровесница ваших детей.